Кто такой кирилл белозерский. Кирилл белоезерский. В Симоновом монастыре

Вступительная статья и перевод "Жития Кирилла Белозерского" взяты из "Библиотеки литературы Древней Руси" (http://www.pushkinskijdom.ru/Default.aspx?tabid=2070)

ЖИТИЕ КИРИЛЛА БЕЛОЗЕРСКОГО

Подготовка текста Е. Г. Водолазкина, перевод и комментарии Е. Г. Водолазкина и Г. М. Прохорова

ВСТУПЛЕНИЕ

Кирилл Белозерский - основатель монастыря Успения Богородицы в Белозерской земле, прославившегося как Кирилло-Белозерский.

Β миру Козьма, Кирилл родился около 1337 г. в Москве; родители его умерли, когда он еще нуждался в заботах старших; перед смертью они поручили его своему «сроднику» Тимофею Васильевичу Вельяминову, окольничему московского великого князя, одному из самых знатных и богатых людей в Москве.

Β доме Тимофея Вельяминова Козьма вырос и со временем стал управляющим его хозяйством. Уже немолодым человеком, имея не менее тридцати трех лет от роду, он сумел - вопреки воле своего опекуна - осуществить свою давнюю мечту - постричься в монахи.

Козьма стал иноком Кириллом в московском Симоновом монастыре, игуменом которого был племянник Сергия Радонежского Феодор, и прошел там выучку в разных службах, начиная с работ в пекарне и поварне и кончая руководством обителью. Β начале этого пути, чтобы сознательно утяжелить свою жизнь, Кирилл принимался юродствовать, напрашиваясь на наказания. Он был замечен и правильно оценен Сергием Радонежским; приходя в монастырь племянника, тот подолгу беседовал с работавшим в хлебне Кириллом.

Β 1397 г., когда Кириллу было уже шестьдесят лет, он со своим другом-иноком Ферапонтом, покинув Симонов монастырь, ушел в Белозерские земли и создал там свой монастырь, в честь Успения Божией Матери. Обитель Кирилла быстро проделала обычную для того времени эволюцию: по мере прихода к отшельнику людей, желавших следовать его правилам, убежище безмолвника обращалось сначала в скит, а потом в монашеское общежитие, киновию. Β год смерти Кирилла (1427) братия его общежития насчитывала пятьдесят три человека.

За тридцать лет трудов в своей обители Кирилл сумел создать из нее один из наиболее мощных духовных, книжно-культурных и хозяйственных центров Великой Руси. Сыновья Дмитрия Донского Василий, Юрий и Андрей переписывались с Кириллом; его ответные им послания сохранились. Сохранилась также, причем в подлиннике, Духовная грамота, завещание Кирилла Белозерского, где он просит князя Андрея Дмитриевича и после его, Кирилла, смерти продолжать оказывать монастырю покровительство. (Три послания и Духовная грамота Кирилла Белозерского напечатаны в т. 6 наст. изд.).

Кирилло-Белозерский монастырь сохранял свое значение крупнейшего духовного, культурного, хозяйственного, а затем также и военного центра Московской Руси по самый ее конец, по крайней мере по конец XVII в.

Житие преподобного Кирилла Белозерского - важнейший источник наших сведений ο нем. Оно было написано в начале второй половины XV в. Пахомием Сербом.

Пахомий Серб был выходцем с Афона. Β тридцатых годах XV в., еще молодым (но не моложе тридцати лет), в звании иеромонаха он прибыл на Русь, сначала - в Новгород. Затем, в начале сороковых годов, переехал в Троице-Сергиеву лавру и после этого жил главным образом там, хотя неоднократно возвращался в Новгород. И в Москве, и в Новгороде он выполнял литературные заказы высокого начальства - архиепископов, великих князей. Всего им написано на Руси десять или одиннадцать житий (Варлаама Хутынского, Сергия Радонежского, Никона Радонежского, митрополита Алексея, Кирилла Белозерского, Михаила Черниговского и боярина Феодора, Саввы Вишерского, новгородских архиепископов Евфимия II, Моисея и, возможно, Иоанна и Ионы, причем некоторые из них не в одной редакции), ряд похвальных слов и сказаний (на обретение мощей митрополита Алексея, на перенесение мощей митрополита Петра, на Покров Богородицы, празднику Знамения Богородицы в Новгороде, Варлааму Хутынскому, Сергию Радонежскому, Клименту Римскому, ο гибели Батыя), четырнадцать служб и двадцать один канон (в основном тем же лицам и праздникам). Пахомий - один из плодовитейших писателей Древней Руси. Притом это - редкий в Древней Руси случай писателя-профессионала, работавшего на заказ и получавшего за труд хорошие гонорары (об этом он с гордостью пишет сам).

Составляя по заказу жития, слова и службы с канонами, Пахомий имел в виду главным образом практические - церковно-служебные цели. Он хорошо владел стилем славянской богослужебной литературы и не видел ничего предосудительного в заимствованиях из чужих произведений (как то: Слово на обновление храма великомученика Георгия Аркадия Критского, Похвальное слово Клименту Римскому епископа Климента, жития Афанасия и Петра Афонских, сочинения Григория Цамблака и митрополита Киприана), в повторениях самого себя (во вступлениях к ряду житий), в создании своих редакций - путем небольшой переработки текста (сокращения одних мест и распространения других), мозаичного соединения и просто дополнения предисловием и послесловием чужих произведений. Но при этом он пользовался и устными источниками, и некоторые его жития - в первую очередь интересующее нас сейчас Житие Кирилла Белозерского - созданы почти исключительно на основании слышанных им рассказов современников-очевидцев.

Прозаические произведения Пахомия - и Житие Кирилла тут не исключение - строятся обычно по четкой схеме: предисловие, основная часть и заключение. Β предисловиях говорится ο важности прославления праздников или святых, ο трудности для человека этого дела и об извиняющих автора в этом непосильном начинании обстоятельствах. Β риторических вступлениях, отступлениях, похвалах и т. п. язык Пахомия искусственно усложнен, витиеват и приближается к стилю гимнографической литературы - стихир, канонов и акафистов (с акафистами, в частности, его роднят многочисленные хайретизмы, т. е. обращения к прославляемым лицам, начинающиеся словом «радуйся»). Основная часть членится на ряд эпизодов. Β житиях речь начинается, как правило, с родителей святого, прерывается разговорами и размышлениями действующих лиц, наставительными авторскими замечаниями и похвальными восклицаниями, иногда довольно пространными, и завершается цепочкой рассказов ο чудесах. Β повествованиях ο событиях язык Пахомия прост, ясен и деловит. Опираясь на большое количество устных преданий и предшествующих письменных произведений, иногда документов, жития Пахомия Серба богаты историко-литературным и историческим материалом и потому интересны как для историков литературы, так и для собственно историков.

Β конце 1461 - начале 1462 г. Пахомий Серб в очередной раз ушел из Новгорода в Москву, откуда скоро, по поручению великого князя Василия II Васильевича (ум. в 1462 г.) и митрополита Феодосия (1461-1464 гг.), отправился в Кирилло-Белозерский монастырь, чтобы собрать там материалы для заказанного ему Жития основателя этого монастыря. Заказ объяснялся благодарностью великого князя монастырю за ту поддержку, которую он получил там в сороковых годах, когда был лишен Дмитрием Шемякой великого княжения и сослан в Вологду. Закончил Пахомий Серб Житие Кирилла после марта 1462 г. (смерть великого князя Василия II Васильевича) и до 13 мая того же года (рукоположение в Ростовского архиепископа третьего преемника Кирилла игумена Трифона), возможно, уже по возвращении в Троице-Сергиеву лавру. (Подробнее ο Пахомии Сербе см. статью ο нем в «Словаре книжников и книжности Древней Руси. Вторая половина XIV-XVI в. Часть 2. Л-Я». Л., 1989, с. 167-177).

По всей видимости, под пером самого Пахомия, действовавшего в литургических целях, около 1464-1465 гг. появилась вторая редакция Жития, представляющая собой механическое сокращение первой. Кроме того, известно краткое проложное Житие Кирилла, составленное на основании первой, пространной редакции вскоре после ее появления, но имеющее некоторые черты оригинальности. Β 1615 г. на основании Пахомиева Жития преподобного Кирилла была создана Иоасафом еще одна его редакция.

Житие Кирилла Белозерского - один из немногих рассказов ο святых, написанных Пахомием впервые, по словам «самовидцев», а не путем редактирования или дополнения чужих произведений. Единственным письменным источником послужила ему в данном случае Духовная грамота Кирилла, включенная им в Житие с некоторыми пропусками и поправками.

Главными информаторами автора в Кирилло-Белозерском монастыре были ученики Кирилла: тогдашний игумен монастыря Кассиан (1448-1465 и 1466-1470 гг.) и Мартиниан Белозерский. Мартиниана Пахомий отмечает как наиболее полно и связно рассказавшего ему ο своем учителе. Так что достоинства Жития Кирилла, его содержательность и занимательность, в большой мере - заслуга Мартиниана, «с юного возраста жившего с Кириллом и хорошо знавшего ο святом».

Состоя из более чем сорока рассказов, Житие Кирилла представляет собой самое большое из произведений Пахомия и - несмотря на неизбежную для этого жанра стилизацию и типизацию лиц и событий - самое насыщенное конкретными историческими сведениями, обстоятельствами и именами. Здесь гораздо подробнее, чем в других житиях, говорится ο молодости святого, ο периодах его жизни, об окружавших его людях - его родственнике-воспитателе Тимофее Васильевиче, жене того Ирине, игумене Стефане Махрищском, преподобном Сергии Радонежском, племяннике того Феодоре Симоновском, Михаиле Смоленском, Ферапонте Белозерском и других.

Похоже, что ученики Кирилла, в том числе Мартиниан, совсем немного знали ο светском периоде жизни своего учителя. Возможно, Кирилл не любил в старости рассказывать ο своей молодости. Но, может быть, агиограф Пахомий остерегался, как бы конкретные подробности житейско-исторического плана не повредили чистоте жанра жития, призванного повествовать ο вечном, надприродном в жизни человека, а не ο превратностях его бытия. Как бы то ни было, в Житии оказалось очень мало сведений ο первой половине долгой жизни Кирилла.

Текст жития преподобного Кирилла Белозерского печатается по рукописи РНБ, Кирилло-Белозерское собр., № 18/1095, 30-60-е гг. XVI в., происходящей из Кириллова монастыря. Все исправления и добавления (они выделены курсивом) сделаны по изданному В. Яблонским в книге «Пахомий Серб и его агиографические писания» (СПб., 1908, с. I-LXIII) тексту рукописи РГБ, МДА,№ 13(208), XV в.

МЕСЯЦА ИЮНЯ В 9 ДЕНЬ. ЖИТИЕ И ПОДВИГИ ПРЕПОДОБНОГО ОТЦА НАШЕГО ИГУМЕНА КИРИЛЛА, ПОСТАВИВШЕГО НА БЕЛООЗЕРЕ ПРЕСЛАВНЫЙ МОНАСТЫРЬ ПРЕЧИСТОЙ ВЛАДЫЧИЦЫ НАШЕЙ БОГОРОДИЦЫ, СЛАВНОГО ЕЕ УСПЕНИЯ, И В НЕМ ОБЩЕЖИТИЕ СОСТАВИВШЕГО, НАПИСАЛ ЖЕ ЭТО ИЕРОМОНАХ ПАХОМИЙ СО СВЯТОЙ ГОРЫ

Благослови, отче!

Если уж тех великих святых божественных мужей жития, в посте и подвигах просиявших, столь великую победу над врагами мужественно одержавших, всю недолго услаждающую красоту и суетность этого мира отвергнувших, осознав, что все это временное, без следа исчезающее - большое ли, малое ли, - и подобно тени и сну преходящему или утреннему цветку, к вечеру усыхающему и опадающему, - если даже древним писателям нелегко было, трудно было писать жития тех святых и повествования о них в подробностях по причине высоты их жизни и любви к Богу, то теперь, в нашем нынешнем роде, кто способен поведать житие и по достоинству восславить тех, чью жизнь сами ангелы, удивившись, похвалили, чьи имена написаны на небесах, кто силою Пресвятого Духа, взяв на плечо крест, своими ногами, посрамив, попрал и предал окончательному забвению многокозненного и прегордого змея и за это Царствия Небесного сподобился, кому райские двери открылись и кто вошел, радуясь, в радость Господа своего?

И не потому ведь, что они нуждаются в наших похвалах, восхваляем мы святых, а потому, что похвала святым восходит обычно и возносится, как и следует, к Самому Богу, ибо Сам Спаситель сказал: «Принимающий вас Меня принимает» и «Слушающий вас Меня слушает». Не об одних апостолах это сказано, но и обо всех святых, верою Ему послуживших.

Потому еще славим мы святых, что и других хотим возвести к их великой красоте и любви к Богу. Ведь слушающие эти похвалы и внимательно, как и те, внимающие Богу, благодаря им становятся Богу приятными, так что и от самих этих повестей получают обильную пользу и большой прибыток, особенно если думают: «Такими же, как и мы, были те люди и имели общие с прочими людьми страсти, но не такой, как у прочих людей, была их воля». Вместо телесного покоя предпочли они великие труды и страдания, вместо сна - всенощное стояние, вместо веселья - доставляющий радость плач и вместо людских разговоров - всегдашнюю беседу с Богом. И к Нему, словно по неким ступеням, день от дня приближаясь, всегда говорили они: «Готово сердце мое, Боже, готово сердце мое!» Ибо не обратили они сердец своих к словам лукавства, и елей грешников не помазал их головы, но подражали они тем древним Богу угодившим мужам, ходившим в овчинах и козьих шкурах, ежедневно испытывая лишения, скорбя, тяжко страдая, скитаясь в пустынях, горах и ущельях, в пропастях земных служа Господу и в своих членах Господа прославляя. За это и Бог их прославил, согласно написанному: «Прославляющих Меня прославлю».

Потому-то по праву ныне нами восхваляемый представляет собой всесветлую причину настоящего слова. И пора уже положить начало основанию - начать говорить о ревнителе этого, достохвальном Кирилле.

Кто-нибудь может подумать, что, поскольку я из иной земли, то и не знаю хорошо о святом. И правда, своими глазами ни этого блаженного, ни того, что вокруг него происходило, я ведь не видел, но и далеко находясь, я слышал о святом - сколько чудес творит Бог ради него - и очень удивлялся. И потому, когда мне было велено самодержцем, великим князем Василием Васильевичем, и благословен я был митрополитом всея Руси Феодосием пойти в обитель святого и там своими ушами услышать о бывших и происходящих чудесах богоносного отца, предпринял я великий труд, потому что расстояние до того места очень велико. Но усердием и любовью к святому, словно неким длинным арканом влекомый, путь я прошел и обители святого достиг.

Видел я там настоятеля той обители, Касьяна именем, по достоинству называющегося игуменом, мужа, состарившегося за многие годы постнических трудов. И он еще больше стал меня убеждать написать что-нибудь о святом, ибо великую веру имел он в святость Кирилла, сам блаженного видел и достоверно рассказывал мне о многих его чудесах. Нашел я там и иных многих из его учеников. Словно столпы воистину непоколебимые, пребывают они, многие годы прожившие со святым, во всем следуя своему учителю - тому, как были им научены. И ничто не нарушено ими в отеческих правилах, но так и проводили они жизнь благодатью Христовой в постах, в молитвах и в бдениях, безмолвствуя: что, видели они, делает отец, то и сами они стремились, делая, исполнять, так что можно сказать: «Они - род ищущих Господа и ищущих лица Бога Иаковлева». Надо больше сказать: «Они - деревья доброплодные, посаженные Господом Богом нашим». Достаточно было увидеть образ их жизни, чтобы и без описаний убедиться в их добродетелях.

И когда я спросил их о святом, они начали рассказывать мне о его жизни и о чудесах, происходящих от него: один - одно, другие - схожее с тем. И понемногу, отдельными историями, были рассказаны деяния святого. Самое же достоверное услышал я от свидетеля его жизни, от его ученика по имени Мартиниан, бывшего игуменом тезоименитого монастыря, называемого Сергеевым, жившего с малых лет со святым Кириллом и доподлинно знающего о святом. Он по порядку рассказывал мне о нем, а я, слушая его рассказ, очень удивлялся.

Оттого желанием и любовью к святому пуще огня разжигаемый, хоть и груб я и не обучен мирской мудрости, но, получив повеление и рассудив, что не подобает о чудесах святого рассказывать порознь, все, что слышал, я собрал воедино и, прося помощи Божией и надеясь на молитвы к Богу святого и вечнопамятного отца, по прибытии к живущим для Бога истинным подателям правды простер руку к повествованию, да не будет умолчано праведное и да не будет предано пучине забвения происшедшее много лет назад, но да обратится на общую пользу всем желающим слушать, как это и будет ныне.

О РОЖДЕНИИ СВЯТОГО

Преподобный этот отец наш, Кирилл, родился от благочестивых родителей-христиан. Крестили его во имя Отца и Сына и Святого Духа и нарекли ему в святом крещении имя Козьма. Окрепнув и выучившись Божественному Писанию, отрок и далее рос во всяческом благоговении, чистоте и просвещенном разуме и за это был всеми любим и почитаем. Затем пришло время, и родители его, оставив земное, отходят к Господу, передав этого вышеназванного Козьму, своего сына, родственнику своему по имени Тимофей. Был этот Тимофей окольничим у великого князя Дмитрия и много превосходил тогда других богатством и честью. Как родственнику ему вручили они своего сына, чтобы он пекся о нем и заботился. Бог же, отец сиротам и утешение скорбящим, свыше созерцая, видел то, что с ним произойдет впоследствии, и добродетель, которую он имел в сердце.

Вышеназванный же Козьма, о котором наше слово, пережив отшествие к Господу своих родителей, погрузился в глубокие раздумья, не зная, что предпринять. Хотел он облачиться в иноческие одежды, но никто не смел совершить его рукоположение из-за того вельможи. И так он и жил, прилежно ходя в церковь Божию, преуспевая в посте и молитвах. Вышеупомянутый же Тимофей, видя, что тот так преуспевает в благом, еще больше начал любить его за свойственную ему добродетель и оттого очень за него радовался. Когда же Козьма достиг совершеннолетия, он удостоил его права сидеть рядом с собою на трапезе, а вскоре затем сделал его казначеем своего имения.

Козьма же держался тех же мыслей, что и прежде: как бы стать ему иноком и был этим влечением и любовью к Богу словно неким огнем разжигаем. И поэтому пребывал он в большой печали и, никому не смея рассказать свою тайну, держал ее в своем уме и ходил по монастырям, ища, где бы смог получить желанное ему иноческое состояние. Но невозможно это было из-за вышеупомянутого вельможи. Что же оставалось ему делать? Хоть и мирские одежды он носил, но все дела его были иноческими; я имею в виду пост, молитву, милостыню и что он первым в церковь приходил и, наконец и самое главное, телесную чистоту и беззлобие, с которыми всякий узрит Господа. Поминал он слово, гласящее: «Блаженны чистые сердцем, ибо,они Бога узрят». Потому-то еще тогда, прежде чем стал иноком, по всему был он иноком. Что же произошло затем?

Бог, желая исполнить волю Козьмы, Своим попечением помог ему достичь того, чего желал он многие годы, таким образом.

О ПОСТРИЖЕНИИ СВЯТОГО

Случилось как-то прийти в Москву Махрищскому игумену Стефану, мужу в добродетели совершенному, всем известному своей жизнью. Узнав о его приходе, с радостью побежал к нему Козьма, ибо в течение уже долгого времени он его ожидал. И припал он к его честным ногам, проливая из очей слезы, и сказал ему то, о чем думает, и умолял его возложить на него иноческий образ: «Тебя, священная голова, я давно ждал, а теперь сподобил меня Бог увидеть честную твою святость. Молю: Господа ради не отвергни меня, грешного и непотребного, подражая своему Владыке: Он ведь не отвергал, но принимал грешников - и мытаря, и блудника. Так и ты прими меня грешного, как Он тех принял. От тебя это зависит, - сказал он, - и во власти твоей святости это сделать, стоит лишь тебе захотеть». Это и многое другое говорил он и умолял, и умилился игумен Стефан его словам, видя такие усердие и плач, и понял по ним, что станет тот сосудом Святого Духа, что впоследствии и произошло. По Божьему усмотрению это происходило, или, скорее, было делом Его промысла.

Итак, повелевает ему Стефан перестать лить слезы и говорит: «Перестань, чадо. Как соизволит Бог, так и будет». И размышлял он, как, каким образом возложить на него святой иноческий образ и сделать его иноком. «Если, - сказал он, - мы сообщим об этом Тимофею, то он не допустит, чтобы это произошло. Даже если станем его умолять, он не послушает нас». И придумал Стефан вот что: просто так, не совершая пострига, облачить его как инока, что он и сделал.

И облачил он его в иноческое одеяние, и нарек ему имя Кирилл, а прочее предоставил Божьей воле. И, сделав это, пошел вышеупомянутый Стефан к тому Тимофею, когда собирался тот в полдень отдохнуть от мирских забот, поспав. Подошел Стефан к дверям и постучал. Тимофею сообщили о приходе Стефана. А тот имел большое доверие к игумену Стефану, и потому, когда Стефан вошел, Тимофей встал и поклонился ему, прося благословения. А когда игумен Стефан сказал: «Богомолец ваш Кирилл вас благословляет», - тот спросил, заинтересовавшись именем: «Какой такой Кирилл?» Игумен ответил: «Козьма, бывший ваш слуга. Ныне ему захотелось стать иноком, служить Господу и о вас молиться». Тот же, когда это услышал, он разгневался и, исполнившись горечи, высказал в некиих словах свою досаду Стефану. Игумен же Стефан, там стоя, сказал: «Белено нам Христом Спасителем: „Где принимают вас и слушают, там пребывайте, а где не принимают и не слушают, уходите оттуда и прах их, приставший к ногам вашим, отрясайте перед ними во свидетельство им"». И с этими словами, ничего больше не добавив, ушел прочь.

Жена же того Тимофея, по имени Ирина, женщина благочестивая и богобоязненная, тяжело восприняла Стефановы, вернее же Христовы, слова. И начала она своего мужа укорять, что такого человека он оскорбил, тем более, вспоминая сказанные им слова. И муж ее, знавший Стефана как человека святого, раскаялся в сказанных тому словах. Так что вскоре же он послал за ним, чтобы тот возвратился. И когда тот пришел, Тимофей попросил у него прощения, и одновременно Стефан принес ему извинения. А после этого он предоставил Козьме, нареченному Кириллом, жить по своей воле, как тот хочет. С тем Стефан и ушел, радуясь, что приобрел брата.

Придя к Кириллу, Стефан сказал ему обо всем, что сотворил для него Бог. Освободившись тогда от всего, Кирилл обрадовался, воздал хвалу Господу и Пречистой Его Богоматери и великую благодарность за это Стефану. И потому все, что имел, разделил он и раздал нищим, ничего себе не оставив для телесных нужд. Не подумал он при этом ни про старость, ни про долгую жизнь впереди, но от всего освободился, никаких препятствий не сохранив, ни забот, следуя Сказавшему: «Не заботьтесь о дне завтрашнем».

О ПРИХОДЕ СВЯТОГО В СИМОНОВО

И когда это произошло, пошел игумен Стефан в монастырь Успения Пречистой, называемый Симонов, взяв с собой Кирилла. И там передал его в руки архимандрита той обители, Феодора именем, мужа великого в добродетели и разуме. Феодор сразу же с радостью принял его туда и постриг его по-настоящему и дал ему то же имя - Кирилл.

Жил тогда в том монастыре некто Михаил, ставший впоследствии епископом Смоленским, муж, ведший великую в Боге жизнь - в молитвах, в посте, в бдениях и во всяческом воздержании. Ему-то Феодор и вручил Кирилла как ученика. Глядя на него, Кирилл стал подражать его добродетельной жизни и всей душой повиновался ему. Прилежно наблюдая проходящую в длительных молитвах безгневную, исполненную трудами философскую его жизнь, видя его безмерные труды, он старался делать все то же и сам. И так повиновался он старцу во всем, что пост почитал наслаждением, а наготу в зимнее время - теплой одеждой, и великим во всем воздержанием томил свою плоть, в соответствии со сказанным: «Плоть изнуряя, душу же просвещая». Спал он совсем немного, и то сидя. И просил он старца, чтобы тот разрешил ему есть лишь раз в два или три дня, но не позволил ему старец, а повелел есть ему хлеб с братьями, пусть не до сытости. Когда же старец ночью читал Псалтирь, ему повелевал он творить поклоны, и зачастую длилось это пока не начинали бить в било. В соборе же Кирилл старался оказаться на пении раньше всех.

Рассказывают и такое: когда Михаил ночью стоял, совершая свое обычное правило, с ним стоял и святой Кирилл. И если случалось старцу Михаилу выйти из кельи, тогда Кирилл видел дьявола, принимавшего разные обличья, чтобы устрашить святого всякими чудовищными и страшными образами. Но от призывания Иисуса они пропадали без вести. А иногда и Михаил, находясь с ним в келье на правиле, слышал какой-то грохот извне и стук в стену. Однако крестной силой по молитве все это пропадало.

Пробыл Кирилл у того великого подвижника немалое время, никакой своей воли не имея, в полном без рассуждений послушании. Затем по велению архимандрита Феодора он перешел в пекарню и там еще больше предался воздержанию, воду нося, дрова коля, теплые хлебы братьям нося и теплые молитвы за это от них принимая. И поскольку он выказывал большое прилежание к службе, столько на молитве стоя, что иногда проводил всю ночь без сна, и так поступал многократно, то все удивлялись ему и хвалили его. Ел же он только чтобы от голода не упасть и порой только затем, чтобы братьям не стало известно о его воздержании. И не пил он ничего другого, кроме одной воды, да и то в жажду, и так длилось долгое время. Был он немилостивым врагом своей плоти, помня апостольское слово: «Когда я телом немощен, тогда духом силен».

Когда же случалось время от времени святому Сергию приходить в монастырь Владычицы нашей Богородицы, чтобы посетить своего племянника, архимандрита Феодора, и прочих тамошних братьев, прежде всего приходил он в пекарню к святому Кириллу и наедине с ним проводил долгое время, беседуя о пользе душевной. Можно сказать, оба духовную борозду возделывали: один - сея семена добродетели, другой - поливая слезами. «Ибо засеяв со слезами, с радостью пожнут». И пока они так беседовали, час или больше, узнавал о приходе блаженного Сергия архимандрит Феодор и тотчас с братьями приходил к нему, и они с любовью о Христе целовали друг друга. И дивились все тогда, что, минуя всех, даже самого архимандрита Феодора, к одному тому Кириллу он приходил. Оттого все, удивляясь, хвалили Кирилла. А он, желая утаиться, преуспевал в этом так же, как тот, кто захотел бы во тьме утаить светильник в стеклянном сосуде. И провел он в пекарне немалое время.

Затем послали его в магерницу, то есть в поварню; и там он еще больше воздерживался, всегда памятуя об огне негасимом, вечном мучении и ядовитых червях. И часто, глядя на огонь, говорил себе: «Терпи, Кирилл, этот огонь, чтобы с помощью этого огня смог ты избежать огня тамошнего». И за это такое умиление даровал ему Бог, что ни даже хлеба не мог он поесть без слез, ни слова произнести. Поэтому все, видевшие таковые его труды и смирение, не человеком, но ангелом Божиим между собою его почитали. Он же, желая утаить от зрителей добродетель, какую имел, задумал притворяться юродивым, чтобы не распознали в нем совершителя подвигов.

Для этого начал он выделывать что-то, вызывающее насмешки и смех, а настоятель, видя это, налагал на него запрещение, то есть епитемию, оставляя его на хлебе и воде дней на сорок или более. Кирилл же с радостью это принимал и усердно постился, а когда проходили установленные отцом дни поста, он иным образом вновь начинал юродствовать, чтобы принять от настоятеля еще большее запрещение, что и происходило. Случалось иногда, что настоятель повелевал ему по целых шесть месяцев не есть ничего;кроме хлеба и воды. Блаженный же этот Христа ради юродивый, принимая запрещение, очень радовался тому, что может свободно поститься, а видящие его постящимся должны будут говорить: «По запрету постится, а не по своей воле». Как человек с гордыней радуется славе и почестям, так и смиренномудрый радуется своему бесчестию и уничижению. И поскольку, как уже говорилось, многократно поступал он так, чтобы получить запрещение, понял настоятель, что из смирения, притворяясь юродивым, совершает он вызывающие смех поступки, и больше запретов на него не налагал. Все знали, что Бога ради он так поступает, желая утаить любимую им философию своего смирения.

После этого возникло у него желание уйти из поварни в келью - но не покоя ради, а чтобы в безмолвии в келье большее стяжать умиление. На свою волю он не полагался и настоятелю ничего не говорил, но все возлагал на Пречистую, думая: «Не захочет ли этого сама Пречистая, ведь она знает, будет ли мне это на пользу». И вскоре после его молитвы задумал архимандрит писать некую книгу и потому повелел блаженному Кириллу перейти из поварни в келью, чтобы там писать книгу. Услышав это, Кирилл перешел в келью, рассудив, что Пречистая не отвергла его, но приняла его прошение.

И там он также подвизался в писаниях, молитвах и ночных коленопреклонениях. Но не таким было там его умиление, каким было в поварне, и потому молил он Пречистую даровать ему то умиление, какое он имел прежде.

И вскоре настоятель вновь посылает его в поварню нести службу с братьями. И Кирилл был рад, это услышав, и тут же отправился в поварню и опять принялся за множество подвигов и таким образом обрел большее умиление. И провел святой, служа там, девять лет во всяческом воздержании и тяжелых страданиях, днем угорая от огня, ночью замерзая от стужи. Ни разу в те годы не покрыла его тело овчина, но так и мучил он страданиями свое тело.

Впоследствии, по повелению настоятеля, он был сподоблен священства. И служил в свои недели, как и другие священники. И когда бывал в свой черед свободен, снова шел в поварню и работал там, как и прежде. И так трудился он долгое время.

Потом он начал безмолвствовать в келье. А когда повелением великого князя и благословением митрополита и всего церковного собора архимандрит Феодор был избран на Ростовское архиепископство, блаженного Кирилла поставили вместо Феодора архимандритом. Так что с тех пор он принялся за еще больший труд, труды к трудам прилагая. «Кому, - говорил он, - много дано, больше с того и спросится». И еще: «Да просияет свет ваш перед людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославили Отца вашего, Который на небесах». Поскольку так оно и было, монастырь хорошо был им управляем. Никогда Кирилл не возносился из-за высоты своего сана и ничего в своем воздержании не изменял, но жил по-прежнему, во всем руководствуясь своей философией смирения. Ко всем, великим и малым, имел он нелицемерную любовь и всех с равной принимал радостью: старых - как братьев, а юных - как чад. Оттого все славили его и почитали.

Многие князья и вельможи отовсюду приходили к нему, надеясь получить пользу, и тем нарушали его безмолвие, и потому он решил оставить начальничество и безмолвствовать в келье, что и сделал, ибо оставил настоятельство и удалился в свою келью. Братия долго просила его не слагать сан настоятеля, но он не послушал их и тут же вступил на поприще большего подвига - начал безмолвствовать, не имея о внешнем мире никакого попечения.

Поскольку это произошло и так как обители нельзя было оставаться без настоятеля, возвели на архимандритию, на место блаженного Кирилла, некоего Сергия Азакова, который впоследствии стал епископом в Рязани. А Кирилл безмолвствовал; но невозможно было спрятать город, стоящий на вершине горы. Сколько ни избегал Кирилл славы человеческой, только еще больше Бог его прославлял. Потому приходили к нему люди из разных земель и городов, чтобы получить пользу. Ибо было слово его «приправлено солью», и все слушали его с наслаждением. А поставленный на его место архимандрит Сергий Азаков, видя, что много людей отовсюду приходит к блаженному Кириллу, и считая, что самим им пренебрегают, начал сильно негодовать на блаженного. Исполнилось на нем сказанное премудрым: «Не умеет злоба предпочитать полезное, а зависть не позволяет познать истину».

А что же сделал затем блаженный Кирилл, узнав о зависти Сергия, испытываемой к нему? Он не оскорбился, не сказал ничего вопреки ему, не разгневался. Он ушел оттуда в старый монастырь Рождества Пречистой и там продолжал безмолвствовать. Подумывал он и дальше еще куда-нибудь уединиться от мира ради безмолвия. И долго с таким помыслом боролся, постоянно молясь Богу и Пречистой Его Матери, говоря: «Пречистая Мать Христа Бога моего! Ты знаешь, что всю мою надежду о Боге с юности я возложил на тебя. Наставь меня ведомым тебе образом на путь, на котором я смогу спастись». И так он молился многократно.

О ЯВЛЕНИИ ПРЕЧИСТОЙ БОГОРОДИЦЫ, КОГДА ОНА, ЯВИВШИСЬ СВЯТОМУ КИРИЛЛУ, ПОВЕЛЕЛА ЕМУ УЙТИ НА БЕЛООЗЕРО

Был же у святого обычай глубокой ночью после его большого правила и славословий, сразу же следом, перед тем как чуть-чуть вкусить сна, петь Акафист Пречистой. Так он делал всегда. И в одну из ночей, глубокой ночью, когда он молился и по обыкновению пел Акафист Пречистой перед ее образом, случилось, что, дойдя до места в икосе: «Чудесное рождество видя, отстранимся от мира и мысль обратим к небу», он услышал вдруг голос, говорящий: «Кирилл, уходи отсюда и иди на Белоозеро, ибо я приготовила там тебе место, на котором ты сможешь спастись». И тогда же, разом с этим голосом, засиял яркий свет. Отворив оконце кельи, Кирилл увидел свет, указывающий на север, в сторону Белоозера. И тем голосом, словно перстом, ему было показано то место, где ныне стоит монастырь. Святой Кирилл исполнился от этого голоса и видения великой радостью. Понял он по этому голосу и видению, что не отвергла Пречистая его прошения, и всю ночь удивлялся случившемуся видению и голосу, и была для него эта ночь не ночь, а словно пресветлый день.

А после этого вскоре пришел с Белоозера Ферапонт, постриженник того же монастыря, что и святой. И стал блаженный Кирилл спрашивать его, есть ли там, на Белоозере, места, где можно было бы иноку безмолвствовать. Ферапонт отвечал: «Конечно, есть; очень много там мест для уединения». Блаженный же о видении ему не рассказал, но будто так просто спрашивал его. Но затем, через некоторое время, договорившись, они вдвоем ушли из монастыря, где жил святой.

Итак, с Божьей помощью пустились они в путь и, пропутешествовав много дней, пришли на Белоозеро. Там они много ходили, но нигде святой не мог облюбовать себе место для жития: все искал он то, указанное ему, на которое еще в прежней обители был зван Пречистой.

О ПРИХОДЕ СВЯТОГО НА БЕЛООЗЕРО

Обойдя множество мест, они пришли, наконец, туда, где ныне стоит монастырь. И тотчас святой узнал прежде указанное ему место и очень его полюбил. И, сотворив молитву, он сказал: «Вот покой мой во веки веков. Здесь поселюсь, ибо выбрала это место Пречистая. Благословен Господь Бог отныне и вовеки за то, что услышал мое моление». И затем он водрузил крест на том месте и спел благодарственный канон в похвалу Пречистой Владычицы нашей Богородицы и Приснодевы Марии. Тогда же блаженный Кирилл все открыл своему спутнику Ферапонту, - как Пречистая явилась ему в старой обители и как он услышал обращенный к нему голос, повелевший ему уйти из старой обители и прийти в эти места. «Что я и выполнил, - сказал он, - с помощью наставляющей меня Пречистой Богородицы». Ферапонт выслушал это, и они вдвоем прославили Бога и Пречистую Его Мать.

И начали они затем копать в земле келью и первым делом установили навес. И за этим делом некоторое время провели они вместе. Но не согласовались их обычаи: Кирилл хотел жить тесно и жестко, Ферапонт же пространно и гладко, и потому они расстались друг с другом: блаженный Кирилл остался на том месте, а Ферапонт ушел оттуда - не очень далеко, поприщ за пятнадцать или чуть больше, и, найдя там подходящее место близ озера, называемого Паское, поселился там и возвел церковь во имя Пречистой Владычицы нашей Богородицы и Приснодевы Марии, в честь славного ее Рождества. Собралась к нему и братия. И стоит по сей день на том месте очень красивый монастырь со многими братьями, работающими для Господа. Потому этот монастырь называется и поныне Ферапонтовым.

Место же, где поселился святой Кирилл, находилось в глухом бору, в чаще, и не жил там никто из людей. Это был небольшой, но очень красивый холм, со всех сторон, словно стеною, окруженный водами. Говорят, что близ того места, где ныне находится монастырь Пречистой, жил некий земледелец по имени Исайя. И за много лет до прихода святого Кирилла слышался с того места громкий звон. А перед приходом святого оттуда слышался не только звон, но будто и певчие пели. И не одному Исайе эти звоны и голоса слышались, но многим, живущим вокруг того места. И оттого, слыша звон, многие приходили туда, чтобы разузнать в точности, откуда идут эти звоны и пение. Но ушами они это слышали, а глазами ничего не могли увидеть и только удивлялись и понимали, что это неспроста.

Святой же, как мы прежде сказали, выкопал в земле келью и в ней боролся против козней невидимого врага. И приходили к нему из окрестных мест два христианина: один по имени Авксентий, а по прозвищу Ворон, а другой Матфей, прозываемый Кукос, который впоследствии стал пономарем той обители. Когда святой ходил по лесу, а эти два человека были с ним, ненавидящий же добро враг, зная, что он будет изгнан оттуда святым, ополчившись на него за это, напустил на него такой сон, что святой от желания спать не мог стоять и захотел ненадолго прилечь. И сказал он бывшим с ним людям: «Подождите здесь, пока я немного посплю». Они же не оставляли его, говоря: «Иди в свою келью и отдохни там». Но он, будучи не в силах бороться, побеждаемый сном, видя подходящее для отдыха место, лег там немного поспать. И только он уснул, как вдруг услышал голос, настойчиво говоривший: «Беги, Кирилл!» Проснувшись от необычного голоса, он отпрыгнул с этого места прочь. И тут же вражескими происками большое дерево упало и ударило прямо в то место, где только что лежал святой. Понял тогда святой, что это была дьявольская уловка, и как добросовестный и совершенный подвижник искренне молил потому Господа и Пречистую Его Мать отнять у него сон, что и сбылось, ибо день и ночь стал пребывать он без сна, чтобы бодрствованием смочь окончательно победить противников. Дьявол же, видя, что ничего не дали его ухищрения, этим посрамленный, ушел прочь скорее побежденный, нежели победивший. Это об этом вот так.

После того святой вырубил лес, очистил место и, собрав воедино хворост, решил посеять какие-нибудь травы, ибо было то место скудно и пусто. И вот он зажег хворост, но так как дьявол не перестал воевать со святым, то задул сильный ветер, и дым с пламенем окружил святого со всех сторон, и он от дыма не знал, куда бежать. И вдруг увидел он, как некий человек в облике вышеупомянутого Матфея Кукоса берет его за руку и говорит: «Иди за мной!» И тут же вышел он целым и невредимым, спасенный с помощью Владычицы нашей Богородицы.

Прошло немного времени, и явились к святому два брата из Симонова, любимые им, а главное, единомысленные с ним, - один по имени Зеведей, другой Дионисий. Увидев их, святой очень обрадовался и принял их с великой любовью, и они стали жить вместе. И, живя со святым, Зеведей и Дионисий все, что видели, делает он, старались и сами исполнять по мере своих сил. Потом, после них, многие начали приходить к святому отовсюду, одни пользы ради, другие, желая жить вместе с ним. Просили они его сподобить их иноческого образа, и он после многих просьб принимал их и сподоблял ангельского образа. И пришел к нему некто Нафанаил, ставший впоследствии келарем той обители, и некоторые другие из братии к нему пришли.

О ЧЕЛОВЕКЕ, ХОТЕВШЕМ ОГНЕМ ПРИЧИНИТЬ СВЯТОМУ ЗЛО

Один человек по имени Андрей жил поблизости от обители святого. Начал он ненавидеть святого за то, что тот там поселился. Наученный дьяволом, задумал этот Андрей сжечь святого. Но когда, один раз ночью, он пришел, напал на него большой страх, и от этого страха он убежал. А в другой раз, придя глубокой ночью и приложив к стене огонь, он убежал прочь, дабы не сделалось известным, кто злодей. И отойдя на какое-то расстояние, он стоял, ожидая, когда келья со святым сгорит. Но нечего было видеть, ибо как только он отходил, огонь угасал. Так делал он много раз, но уходил, не достигнув цели или, можно сказать, посрамленный с помощью Пресвятой Богородицы. Огонь, устыдившись святого, вместо того, чтобы гореть, быстро гас. Видя это, вышеупомянутый Андрей испугался. То страх на него нападал, то огонь не мог гореть.

Наконец он пришел в чувство и осознал свое прегрешение. Явившись к блаженному, он открыл ему свой грех и, начав каяться, рассказал святому, как хотел его сжечь, как огонь угасал и как нападал на него страх, когда он хотел причинить ему зло. Святой же, посоветовав тому человеку не слушать советов лукавого, отпустил его. Сам же начал петь канон благодарения Богородице, покрывающей его своим святым покровом.

По малом же времени тот Андрей вновь пришел к святому, и святой сподобил его иноческого образа. Так в дальнейшем и пребывал он у блаженного Кирилла в послушании - до тех пор, пока не отошел к Господу. Это он сам, каясь, рассказывал всем братьям.

О ПОСТАВЛЕНИИ ЦЕРКВИ ПРЕЧИСТОЙ ВЛАДЫЧИЦЫ НАШЕЙ БОГОРОДИЦЫ, СЛАВНОГО ЕЕ УСПЕНИЯ

Поскольку со святым уже жили тогда братья, возникла нужда воздвигнуть церковь, где бы всем собираться. И они попросили блаженного построить церковь. Но в силу того, что место то находилось далеко от человеческих жилищ, а плотников не было, братии трудно было это осуществить. Святой же Кирилл, по изначальному своему обычаю, во всем, в чем нуждался, полагался на волю Пречистой и никогда, прося, не ошибался. И тут он помолился Пречистой, и, никем не будучи званы, пришли плотники. И таким образом была поставлена церковь во имя Пресвятой Владычицы нашей Богородицы и приснодевы Марии, славного ее Успения.

И прошел среди жителей тех земель слух, что в обители поставлена церковь, что означало, что обитель будет расти, и люди удивлялись и все больше считали, что Кирилл принес с собой большое состояние, тем более - услышав, что он был архимандритом Симоновской обители, откуда, думали они, ему досталось большое состояние.

О БОЯРИНЕ ФЕОДОРЕ, ХОТЕВШЕМ ПРИЧИНИТЬ СВЯТОМУ ЗЛО

Так, некий боярин по имени Феодор, наученный дьяволом, думал, что со святым появились здесь большие богатства, и потому послал ночью разбойников, чтобы те, придя к нему, отобрали у него сокровища и сделали ему зло. Но когда разбойники пошли к монастырю святого и были уже поблизости, они увидели множество людей вокруг монастыря блаженного: кто-то стрелял из лука, кто-то делал что-то иное. И разбойники, глядя на это, остановились поодаль и ожидали, когда те уйдут прочь, чтобы напасть на святого. Но долго стояли разбойники, а те от монастыря уходить не собирались. Так разбойники и ушли ни с чем, не сумев причинить святому никакого зла.

На следующую ночь вновь пришли подосланные разбойники и снова подобным же образом увидели каких-то людей в еще большем, чем в первый раз, количестве. Эти тоже, словно какие-то воины, стреляли. Поэтому разбойники испугались еще больше и возвратились и рассказали своему боярину, как они приходили к святому в первый и во второй раз и как видели множество стреляющих воинов.

Феодор же, услышав это, удивился и подумал, что кто-то из вельмож пришел к святому просить молитвы, и послал в монастырь блаженного Кирилла, желая разузнать наверняка, кто был в монастыре вчера и третьего дня. И посланцы, узнав, что более недели в том монастыре никого не было, сообщили это Феодору. Феодор же, услышав это, пришел в чувство и раскаялся в согрешении. Ибо понял он, что святой - настоящий человек Божий, что Пречистая укрывает его от зол, и потому испугался, как бы не получить от Бога большое возмездие за то, что хотел причинить скорбь такому человеку. Потому быстро побежал он к святому и, каясь со слезами в согрешениях, рассказал ему о происшедшем: как он посылал на него разбойников и какое видение видели они в первый и во второй раз. Блаженный же Кирилл, утешив его, чтобы тот из-за этого не горевал, сказал ему: «Верь мне, чадо Феодор, что ничего другого в этой жизни я не имею, кроме этой ризы, которую ты на мне видишь, и немногих книжек».

Феодор удивился его простоте и нестяжательности, а еще больше помощи ему Божией. Вернулся он к себе домой и сказал: «Благодарю тебя, Господь Человеколюбец, что не дал врагу уловить меня грешного и не попустил меня причинить скорбь твоему угоднику!» И с тех пор обрел этот Феодор великую веру в святого и почитал его не как человека, но скорее как ангела Божия.

И потому, когда собирался он идти к святому за благословением, особенно когда наступал праздник, тогда забрасывал он сеть со словами: «Боже, во имя твоего угодника Кирилла, дай нам улов», - ибо без сомнений верил он в святого. И никогда не оставался он без рыбы: то одного осетра, то двух поймав, приносил их к блаженному. И так бывало много раз и никогда не приходил он к святому с пустыми руками.

Так шло время, и слава о блаженном Кирилле распространялась повсюду, и имя Кирилла, как нечто освящающее, было у всех на устах, и добродетель словно перстом указывала на него, причем одни хвалили смирение этого мужа, другие говорили о его воздержании и пользе от его слов, третьи рассказывали друг другу о его нищете и простоте. Оттого многие, презрев мирское, становились монахами.

Тогда же пришел и некий Игнатий, муж совершенный и великий в добродетели, имевший чин молчальника. Такую суровую жизнь он вел, как никто другой, так что после блаженного Кирилла он был примером для всех братии. Рассказывают о нем, что при своем великом воздержании и коленопреклонениях тридцать лет провел он, не ложась на ребра, но так, стоя, или чуть присев, вкушал немного сна. О возлюбленной же им нищете и нестяжательности нечего и говорить. Пожив в том чину много лет, он отошел к Господу.

И много людей отовсюду приходило к блаженному Кириллу, и за малое время братия сильно увеличилась.

Блаженный установил правило: в церкви никому ни с кем не беседовать и из церкви прежде окончания службы не выходить, но всем, каждому пребывать в установленном для него чине и славословиях. Также и подходя к Евангелию, и при поклонении святым иконам соблюдали они порядок старшинства, чтобы не было у них никакой сутолоки. Сам же блаженный Кирилл, в церкви стоя, никогда не прислонялся к стене и прежде времени не садился, и ноги его были словно столпы. И на трапезу выходили в порядке старшинства. На трапезе же, каждый на своем месте сидя, молчали, и никого не было слышно, кроме одного чтеца.

Братьям всегда давали три блюда, за исключением постных дней, когда поется «Аллилуйя». Сам же блаженный вкушал от двух блюд, и то не до сытости. Питьем его не было ничто другое, кроме одной воды. Вставая же после трапезы, все расходились по своим кельям, в молчании благодаря Бога, не уклоняясь на какие-либо беседы и не заходя по пути с трапезы к кому-то другому из братьев, разве что по большой необходимости.

Однажды же случилось одному из учеников святого, Мартиниану именем, пойти после трапезы к некоему брату по какой-то надобности. Увидев, что тот повернул к другой келье, святой подозвал его к себе и спросил: «Куда ты идешь?» Тот ответил: «У меня есть дело к живущему там брату, и потому я хотел зайти к нему». Святой же, как бы укоряя, сказал ему: «Так ли соблюдаешь ты монастырский чин? Разве ты не можешь пойти сначала в свою келью и прочесть там положенные молитвы, а затем, если тебе нужно, идти к брату?» И тот, чуть улыбнувшись, ответил: «Когда я прихожу в келью, выйти оттуда я уже не могу». Святой же сказал ему: «Так поступай всегда: первым делом иди в келью, и келья всему тебя научит».

Был и такой обычай: если кто-то принесет какому-либо брату письмо или подарок, то письмо, не распечатав, приносили к святому, также и подарок. Подобным же образом, если кто-то хотел послать письмо из монастыря, ни написать без отчего повеления никто не смел, ни послать.

В монастыре же и в кельях Кирилл повелел не держать ничего своего и своим ничего не называть, но все иметь, по апостолу, общим, чтобы не стать рабом того, что мы называем своим. Серебро или золото вовсе совершенно братией не упоминалось вне монастырской ксенодохии, то есть казны. Все потребное братья получали оттуда. Если же кто-то испытывал жажду, то шел в трапезную палату и там с благословением жажду утолял. Хлеба же и воды или иного чего-то подобного никогда в кельях не находилось, ничего нельзя было там увидеть, кроме икон. Одно только имели они попечение - превзойти друг друга смирением и любовью и оказаться первыми в церкви на службе. Так же и на работы монастырские, где бы они ни были, уходили они со страхом Божиим и работали не как для людей, но для Бога или перед Богом стоя. Не было у них никакого празднословия, ни вопросов, ни рассказов о мирском, но каждый молча соблюдал свое любомудрие. Если же кто-то хотел говорить, то не говорил ничего другого, как только из Писания, на пользу прочим братьям, особенно не знавшим Писания.

Существовало и большое различие в строе их жизни, ибо каждому из братии образ жития и меру правил давал сам блаженный. Те, кто умел, делали что-то руками и относили изделия в казну. Для себя же без благословения никто ничего не делал. Ибо, как мы уже сказали, все получали они из казны - и одежду, и обувь, и прочее, необходимое для тела. Сам же святой совершенно не мог видеть на себе какую-то красивую одежду и так и ходил в разорванной и многократно зашитой ризе.

И он просил всех и приказывал совершенно не иметь своих умствований и быть готовыми ко всякому послушанию, чтобы таким образом приносился плод Богу, а не своей воле.

Был у блаженного и такой обычай: отпев утреннее славословие и исполнив свое обычное правило, приходить в поварню посмотреть, какое будет братьям угощение. Блаженный просил служителя приготовлять братьям пищу, стараясь изо всех сил. А иногда и сам он своими руками помогал приготовить пищу и готовил братьям всевозможные блюда. Мед же и иные напитки, содержащие хмель, он повелел в монастыре ни в коем случае не держать. И так, этим запретом, отсек блаженный голову змию пьянства и самый корень его вырвал. Установил он не только при его жизни меда и иных хмельных напитков в монастыре не держать, но заповедал также не иметь их и по его преставлении.

И вот какое дарование блаженного достойно удивления: никогда, служа божественную литургию или во время чтения, когда читали другие или сам он читал, особенно же при своем келейном правиле, не мог он удержаться от слез, текущих от усердия. По этому можно понять, какие имел он усердие и веру в Бога.

Бывало так, что когда в монастыре чего-то недоставало, братья понуждали святого послать к каким-нибудь христолюбцам попросить у них для нужд братии. Он же этого никак не позволял, говоря: «Если Бог и Пречистая забудут нас на этом месте, то зачем и нужны мы в этой жизни?» И при этом утешал он братию и учил не просить милостыню у мирских людей.

Был у святого один ученик, Антоний именем, великий жизнью в Боге и имевший разум в делах как иноческих, так и мирских. Блаженный Кирилл посылал его раз в год купить потребное братьям для их тел - то есть одежду, обувь, масло и прочее. А сверх этого он из монастыря не выходил, если только не случалось какой-то необходимости. Когда же кто-то из мирских людей присылал милостыню, как от Бога то присланное принимали, благодаря Бога и Пречистую Его Мать.

Пришла однажды княгиня, жена благочестивого князя Андрея, чьей вотчиной была та земля, Агриппина по имени. Была она благочестива и очень милостива и имела веру в иноческий образ, особенно же в блаженного Кирилла, и хотела угостить братию рыбными блюдами. Но святой не позволил есть рыбу в Великий пост. Благочестивая княгиня попросила его разрешить братии есть рыбу. Но он никак не согласился с ней, сказав: «Если я так поступлю, то сам буду нарушителем монастырского устава, по сказанному: “Что созидаю, сам и разоряю”. И затем, стоит мне умереть, как начнут тогда говорить, что Кирилл повелел в пост есть рыбу». Так старался святой, чтобы ни в чем не был нарушен монастырский обычай, тем более - установленный святыми отцами. И княгиня, угостив братию постными блюдами, вернулась к себе домой, хваля твердость святого в подвиге.

Некий брат по имени Феодор, еще живя вдалеке от обители Кирилла, слышал о святом от многих и пришел в монастырь и молил святого принять его жительствовать с ним. Святой принял его и причислил к братьям, и тот жил здесь с братьями некоторое время. Ненавидящий же добро дьявол вложил в сердце Феодору ненависть к святому. И насколько прежде он верил святому, настолько после начал его ненавидеть, так что не мог уже ни видеть того, ни голоса его слышать. Будучи побеждаем этим чувством, приходит этот брат к вышеназванному старцу Игнатию и рассказывает ему о своем чувстве ненависти, которое испытывал к святому, и говорит: «Я хочу уйти из обители». Старец же ободрял его словами: «Терпи, брат, потому что от врага происходящее с тобой». Брат, утешившись, послушался старца и сказал: «Ладно, подожду один год, может переменится ко мне старец».

По прошествии же года не перестал враг разжигать у брата ненависть к святому. Не в силах больше с этим чувством бороться, приходит он к святому, чтобы исповедать ему свои тайные мысли и какую он чувствует к нему ненависть. Но когда он пришел в келью святого и увидел его, устыдился он его святых прекрасных седин и от стыда ничего из того, ради чего он пришел, не сказал. И хотел он так и уйти из кельи святого, но святой старец, имея дар прозорливости, понял, что брат утаил свой помысел и не сказал старцу, зачем пришел. И удержал он брата, и начал рассказывать ему про всю ту ненависть, какую тот к нему питал, и с какими мыслями к нему пришел. И понял брат, что ничто от святого не утаится. Исполнившись срама и стыда, попросил он прощения за все, чем согрешил перед ним в неведении. Святой же, утешая его, сказал: «Не огорчайся, брат Феодор! Все ведь ошиблись во мне, один лишь ты был прав и понял, что я грешник. Ибо кто же я такой, как не грешный человек и непотребный?»

Видя святого в таком смирении, брат еще больше сокрушался, каясь в том, что понапрасну чувствовал против него. Святой же, увидев, что брат кается и сокрушается, отпустил его, сказав: «Иди, брат, с миром в свою келью. Больше не придет на тебя такая напасть». С той поры брат пришел в чувство и каялся в прегрешении и тем самым обрел великую веру в святого. Жил этот брат в том монастыре прочие годы своей жизни во всяческом целомудрии, пока не отошел к Господу.

У блаженного же Кирилла был и такой большой дар. Когда кто-нибудь из странников приходил в оную обитель, а многие тогда из различных земель и городов приходили к святому, одни желая видеть святого и получить от него какую-нибудь пользу, другие же - чтобы жить у него, святой, имея дар провидения, окидывал их прозорливым взглядом, когда они еще только входили в монастырь, и сообщал оказывавшимся поблизости братьям: «Этот брат будет жить с нами вместе, а этот уйдет прочь». И то, и другое сбывалось по пророчеству святого.

Упомянутый выше брат Зеведей пришел однажды к святому за благословением. Святой же, открыв оконце кельи, видит, что у Зеведея красное лицо. И он спросил его: «Что, брат, случилось с тобой?» Тот спросил, о чем идет речь. И святой сказал ему: «Вижу, брат, что не постническое у тебя лицо, а мирское, хуже, чем у объедающихся». Устыдившись, начал Зеведей воздерживаться, чтобы больше не укорял его святой.

О БЕСНУЮЩЕМСЯ

Привели к святому одного человека по имени Феодор, тяжко страдающего от нечистого беса. И святой начал молить Бога и Пречистую Его Мать о тяжко страдающем Феодоре. Готовый же услышать молящихся Бог и Пречистая Непорочная Мать Его не отвергли моления святого угодника своего Кирилла. И поэтому, получив исцеление, этот Феодор не захотел больше выходить наружу из монастыря, чтобы вновь не пострадать так же от лютого беса. И потому молил он святого постричь его в иноческий образ. Святой же, увидев его усердие, принял его, облек в иноческие одежды, причислил к прочим братьям и нарек ему имя Феофан. Прожил тот в обители блаженного Кирилла в целомудрии, послушании и всяческом смиренномудрии более десяти лет, пока не отошел к Господу.

ЧУДО СВЯТОГО С ЦЕРКОВНЫМ ВИНОМ

Однажды не хватило вина для церковной службы, а надо было служить литургию. Потому пришел к преподобному священник и сообщил, что у них нет вина. Святой же позвал екклезиарха Нифонта и спросил его, есть ли у них вино. Тот ответил ему, что вина нет. Святой повелел ему принести сосуд, в котором обычно было вино. И Нифонт пошел за сосудом, как повелел ему святой, и нашел сосуд этот полным вина, да еще и переполненным, так что оно выливалось. Все были этим удивлены, ибо знали, что вина нет: был лишь один сосуд, да и тот сухой. И все прославили за это Бога и Пречистую Его Богоматерь, и долгое время с тех пор в том сосуде вино для церковной службы не убывало, но скорее преумножалось, пока не было принесено другое вино.

По прошествии нескольких лет был немалый голод среди людей. И по причине большой скудости и нужды многие из неимущих приходили в обитель святого. Ввиду тяжести голода святой повелел выдавать просящим хлеб, чтобы их насытить. И так каждый день раздавали нищим много хлеба. А тогда не было сел, откуда бы они могли получать хлеб, и имели они лишь некое небольшое количество приносимой к ним милостыни, хватавшей на еду только братьям. Но когда жившие вокруг обители люди услышали, что там кормят всех приходящих по причине голода, они начали приходить в еще большем числе и там насыщаться. Но сколько бы пищи они ни брали оттуда, настолько же вновь и даже еще больше она умножалась. Видя, что происходит, пекари говорили: «Кто прежде умножил вино, когда его не стало, тем более может умножить и хлеб». И так малым количеством еды кормились многие люди, и с помощью Владычицы нашей Богородицы и Приснодевы Марии и молитвами святого Кирилла такое изобилие продолжалось до самого нового урожая. О происшедшем чуде рассказали святому те самые братья, которые брали муку своими руками: «Сколько, - говорили они, - брали мы муки, приходя, на столько же находили ее вновь увеличившейся, и не уменьшалось ее в мучнице». И святой воздал благодарность Богу, творящему дивные и преславные дела.

Впоследствии, если и бывала когда нехватка чего-нибудь в обители, ничего не смели братья говорить об этом святому, поскольку все видели, что все, что он просит у Бога, в изобилии получает.

Как-то раз загорелись в том монастыре кельи, а братья не могли их потушить, и пламя, увеличиваясь и возносясь все выше, готово было все вообще охватить. Святой же, взяв честной крест, побежал туда, где горели кельи. А был там некий мирянин, пришедший из города, который, увидев святого, спешащего с честным крестом, вроде как смеялся над ним. Видел он, что огонь все охватил неутолимо, и погасить его, считал, невозможно. Святой же, прибежав и став с честным крестом против пламени, начал молить Бога, и огонь тут же, будто устыдившись молитвы святого, угас. Насмехавшегося же мирянина постиг Божий гнев: все члены тела его ослабели. Понял тогда мирянин тот свое согрешение, - что пострадал он за то, что поносил святого, и начал он со слезами умолять святого, прося у него прощения. И святой помолился о нем, знаменовал его честным крестом и сделал его вновь здоровым, и тот, ходя повсюду, рассказывал о совершенных святым чудесах.

О преславных чудесах святого стало известно не только в окрестностях его монастыря, но и далеко - в чужих землях. Дошли рассказы о них и до князя Михаила Белевского. А князь Михаил, прожив со своей княгиней по имени Мария восемь лет, не имел детей и по причине своей бездетности пребывал в великой печали. Услышав о святом Кирилле, - что тот получает у Бога все, что попросит, послал он некиих двух своих бояр, чтобы те пошли к святому и попросили его помолиться Богу о разрешении их бесплодия. От святого же как прозорливца и это ничуть не утаилось. Только пришли посланцы от князя Михаила, не успели они еще дать ему послание князя, как говорит им блаженный: «Поскольку, чада, вы потрудились пройти большой путь, верую Богу и Пречистой Его Матери, что труд ваш не напрасен будет. Даст Бог вашему князю плод детородия». Те стали удивляться, как узнал он то, зачем они пришли, но поняли, что он - человек Божий, и передали святому послание от князя. Святой повелел дать им с дороги отдохнуть.

В ту же ночь князь Михаил увидел во сне некоего светоносного старца, украшенного сединами, державшего в своей руке три сосуда и сказавшего ему: «Прими то, что ты просил у меня». В ту же ночь старец того же вида явился также княгине Марии и тоже дал ей некие три сосуда. Пробудился князь Михаил от своего сна и размышлял о том, что ему приснилось, особенно же о явившемся ему старце. И начал он рассказывать о своем видении княгине Марии, а та, перехватив из его уст рассказ, сказала: «И мне такой же старец явился и тоже дал три неких сосуда и сказал: “Получи то, что ты просила у меня”». Поняв, что видения обоих совпадают, они запомнили день, в который оба это видели.

А после этого по прошествии трех дней блаженный Кирилл отпустил посланных князем Михаилом бояр. И повелел он келарю дать им в дорогу полтора хлеба. Всего же было пришедших от князя Михаила восемь человек. И сказал им святой: «Идите с миром к пославшему вас князю и передайте благословение и благодарность от нас. И скажите ему вот что: то, о чем вы просили, даст вам Бог. Впредь не печальтесь». Они же попросили: «Отец, повели, чтобы нам дали хлеба и рыбы в дорогу, потому что мы должны пройти большой путь, а места эти пустынны, и нам будет негде купить хлеба». Святой ответил им: «Я послал человека дать вам хлеба на дорогу». Те сказали: «Нам дали полтора хлеба и несколько рыбок». А святой сказал: «Идите с миром, и этого вам будет достаточно, до самого дома вашего будет в изобилии». С тем они и отправились в путь, размышляя о хлебе, где бы его купить, ибо путь их был около двадцати дней ходу или больше. Хлеба же, бывшего у них, думали они, хватит им поесть лишь на один день.

Дойдя до первого пристанища, стали они варить небольшое количество рыбы, данной им святым. А когда сварили, тогда увидели, что рыбы много. А сев есть, взяли половину того хлеба и начали есть, ели и насытились и увидели, что полхлеба по-прежнему остались целыми. Также и рыбы варено было мало, а молитвами святого оказывалось ее намного больше. И тогда поняли они смысл того, что сказал им святой, и о пище больше не заботились. И через много дней, пройдя весь путь до своего дома, только одну половину хлеба они съели, а другой хлеб принесли с собой целым.

Придя к князю, они передали ему слова святого, пророчески сказанные им о том, чего ради они пришли: «Мы, - сказали они, - не успели еще передать ему ваше послание, как говорит нам святой: “Поскольку, чада, вы потрудились пройти большой путь, верую Богу и Пречистой Его Матери, что даст Бог вашему князю плод детородия”». Рассказали они и о чуде с хлебом: «Полтора хлеба повелел он нам дать в дорогу и сказал: “Хватит вам этого и до самого дома вашего будет в изобилии”. И вот, одной половины хлеба хватило нам на весь наш путь, а второй хлеб мы принесли с собой целым. Сказал он нам: “Идите к князю вашему с миром и скажите ему: то, что вы просили у Бога, дарует вам Бог. Впредь не печальтесь”».

Возрадовались великой радостью князь с княгиней и почтили дарами пришедших от святого. И повелел им князь принести хлеб, который они принесли от святого. И когда он был принесен, князь Михаил, встав, принял принесенный от святого хлеб с великой верой, как некую святыню. И вкусил он его вместе со своей княгиней и всем в своем доме дал отведать того хлеба. И кто был болен простудой, то есть лихорадкой, или страдал какими-нибудь иными недугами, все исцелились благодатью Христовой и с помощью Владычицы нашей Богородицы, при содействии молитв святого Кирилла и вкушением принесенного от него хлеба.

Спросил князь посланцев: «Какой был день, когда вы пришли к святому?» Они ответили ему, и он понял, что это был тот день, в который они видели сны, и потому все величали и славили Бога, творящего дивные чудеса через своего святого угодника Кирилла. И после того дня родились у князя Михаила два сына и одна дочь, - соответственно тому, как во сне они видели, что получили три сосуда, означавшие рождение трех детей. С тех пор князь Михаил обрел великую веру в святого. И многую милостыню посылали они с его княгиней Марией в монастырь святого, прося молить о них Бога.

Это рассказывала сама та княгиня Мария одному из иноков той обители, заслуживающему доверия, Игнатию именем. А он рассказал это мне, я же, услышав это от него как заслуживающее доверия, записал - да не будут забыты чудеса святого.

ЧУДО С ПРАВИТЕЛЕМ АФАНАСИЕМ

Некий человек по имени Афанасий был правителем волости, называемой Сяма, и случилось, что этот Афанасий заболел тяжелой болезнью: все члены тела его расслабились, и он совсем не мог шевельнуться. Был же там некий человек, Мартин именем, и он стал рассказывать Афанасию о святом Кирилле - какие исцеления дарует ради него Бог всем приходящим. «Послушай меня, - сказал он, - хороший совет тебе дающего: если сможешь пойти к блаженному Кириллу, ни в коем случае не обманешься в надежде; если же нет, то хотя бы пошли к нему и попроси его, чтобы он помолился о тебе. Никто из тех, о ком он помолился, не обманулся в надежде». Поверил Афанасий тому Мартину, ибо и от других людей слышал о многих чудесах, которые Бог творит через святого Кирилла.

Потому с надеждой и верой посылает он к святому и просит его, чтобы тот помолился о нем. Святой же помолился о нем и послал ему освященную воду. И с помощью Бога и Пречистой Его Матери, как только вкусил он чистой освященной воды, принесенной от святого, и окропил ею все тело, тотчас получил исцеление и стал здоровым молитвами преподобного Кирилла.

ЧУДО СВЯТОГО КИРИЛЛА

Да не будет умолчано и о этом, сотворенном этим блаженным отцом. Однажды послал святой на озеро ловить рыбу, и когда рыболовы отплыли и были уже посреди озера, началась на озере большая буря, и волны поднимались и росли, угрожая им смертью. Будучи не в силах бороться с волнами, рыбаки не могли подплыть к берегу и, уже отчаявшись остаться в живых, видели перед собою смерть. Некий же человек, Флор по имени, стоявший тогда на берегу озера и видевший бедствие и погибель рыболовов, быстро прибежал к святому и сообщил ему о беде: «Рыбаки, - сказал он, - в озере тонут!» Святой же, услышав это, быстро встал и, взяв в руки крест, побежал и прибежал на берег озера. И сотворил он крестное знамение принесенным крестом, и тотчас же прекратило озеро волноваться и стало совершенно тихим. И рыбаки избежали потопления и, пристав к суше, говорили святому: «Великая беда постигла бы нас, если бы ты не упредил ее своей молитвой к Богу». В тот день рыболовы поймали множество рыбы, больше, чем в прежние дни.

После этого принесен был некий человек в монастырь святого, очень тяжело больной, и просил святого постричь его в иноки. И святой просьбы его не отверг, облек его в святой иноческий образ и нарек имя ему Далмат. И, проболев несколько дней, приближаясь уже к концу, попросил тот святых Христовых тайн. А священник помедлил из-за священной службы. И когда священник пришел, чтобы причастить его святых тайн, нашел он брата умершим. Тогда пошел священник и сообщил преподобному, что брат преставился, не успев причаститься святых тайн. Святой же, услышав об этом, очень опечалился и, спешно закрыв оконце келии, с плачем обратился к Богу с молитвой.

Вскоре пришел брат, служивший вышеупомянутому Далмату, и, постучав в оконце келии, сообщил блаженному Кириллу, что Далмат жив и опять просит причастить его святых тайн. И святой, позвав священника, послал его причастить брата святых тайн. Священник тот не захотел пререкаться со святым и хоть и видел, что брат умер, но пошел к нему, неся с собой святые тайны. И нашел он Далмата живым, сидящим. Был тот священник от этого в великом удивлении и воздал славу Богу. А Далмат, причастившись святых тайн и попрощавшись со всеми братьями, мирно и тихо отошел к Господу.

ИНОЕ ЧУДО

Пришла княгиня Ивана Карголомского, слепая, не видевшая долгое время, и попросила святого помолиться о ней. Святой помолился о ней как мог и окропил ее глаза освященной водой. И тотчас прозрела она и, став здоровой, как и прежде, воздавала славу Богу и Его угоднику, блаженному Кириллу.

ИНОЕ ЧУДО

Некий боярин по имени Роман Александрович, живший вдалеке от обители святого, своими глазами святого не видел, но только слышал о его великих делах. Заболев тяжелой болезнью и совсем ослабев, начал он молить Пречистую Богоматерь, чтобы она облегчила ему болезнь. И, так молясь, погрузился он в легкий сон. И видит во сне, как явилась ему некая светоносная жена, держа за руку некоего святолепного старца, и сказала ему: «К нему пошли, чтобы он прислал тебе освященную воду, и тогда ты выздоровеешь. Кирилл - имя этого человека», - добавила она.

Пробудился тот ото сна и поведал всем о бывшем ему явлении. Скоро затем посылает он к святому в монастырь и просит его помолиться о нем. И святой помолился о нем и послал ему освященную воду. И когда была принесена освященная вода и тот больной человек принял ее и с глубокой верой благоговейно ее попил, тут же болезнь оставила его, и он стал здоровым с помощью истинного Бога и Пречистой Его Матери молитвами святого Кирилла. А поправившись от болезни, он встал и пошел к святому со своей женой и детьми. И, придя в обитель святого, он узнал святого по тому видению как явившегося ему во сне и, пав ему в ноги, он поклонился ему, называя его своим избавителем от недуга. И начал он подробно рассказывать ему, как молился он Пречистой, и о бывшем ему явлении все по порядку рассказал перед всеми братьями. И все согласно славили и благодарили Бога и Его Пречистую Мать, везде помогающую призывающим ее.

Затем этот Роман попросил святого освятить воду, чтобы ему в нее окунуться. Святой просьбы его не отверг, пошел на реку и освятил воду. А тогда был сильный мороз, и потому вышеупомянутый боярин не смел войти в воду. Святой же сказал: «Не бойся, дерзай!» И только вошел тот в воду, как вода молитвами святого сделалась теплой. И, выйдя из воды, боярин рассказывал всем о происшедшем чуде: «Как только, - сказал он, - вошел я в воду, показалось мне, что стою в теплой воде!» С той поры Роман обрел великую веру в святого и, дав монастырю большую милостыню, отправился затем к себе домой, воздавая благодарность Богу и Пречистой Его Матери, творящим через святого своего угодника необыкновенное.

ИНОЕ ЧУДО

Другой боярин, по имени Роман Иванович, имея великую веру в Пречистую Богоматерь и ее угодника, блаженного Кирилла, давал монастырю каждый год по пятьдесят мер зерна, а иногда и больше. И захотелось этому вышеупомянутому боярину передать дому Пречистой, Кирилловой обители, некое село со всем, что в нем. И послал он святому грамоту на то село. Святой же, получив посланную грамоту, начал размышлять про себя: «Если начнем мы наблюдать за селами и управлять ими, то будет у нас больше попечений, нарушающих братьям безмолвие, а некоторые из нас должны будут стать управителями поселков и подрядчиками. Так что гораздо лучше нам жить без сел, ибо душа одного из братии гораздо лучше всякого имущества». Такое духовное попечение о братии имела эта любомудрая душа! И отослал он эту грамоту назад, к тому упомянутому выше боярину, и написал ему другую грамоту, где сказал: «Если хочется тебе, человек Божий, передать монастырю, дому Пречистой, село для пропитания братии, то лучше давай братьям по пятьдесят мер зерна, а если хочешь, то давай и по сто мер, и этого нам будет достаточно. Селами же своими владей сам, ибо они нам не нужны и братии не полезны». И таким образом села святой принимать не захотел. И тот боярин сделал так, как сказал старец, и давал монастырю по сто мер зерна, а иногда и больше. По преставлении же блаженного Кирилла та земля вновь была дана монастырю Пречистой, как оно продолжает быть и доныне, в память о нем.

ЧУДО С КНЯЗЕМ ПЕТРОМ ДМИТРИЕВИЧЕМ И ЕГО КНЯГИНЕЙ

Да не будет сокрыто молчанием и это чудо блаженного Кирилла, о котором рассказывали нелживые уста.

Жил благочестивый князь Петр, сын великого князя Дмитрия Ивановича, и была у него княгиня, Евфросинья по имени. Жили они во всяческом благочестии и любви, но не было у них детей одиннадцать лет и шесть месяцев, и потому оба они пребывали в печали, из-за своего бесплодия. Имели же они великую веру в святого и широко уже тогда известного блаженного игумена Кирилла. Подумывал благочестивый князь Петр Дмитриевич послать к святому Кириллу, чтобы тот помолился Богу и Пречистой Его Матери о разрешении их бесплодия и даровании им плода детородия. Но пока то да се, случился тогда в некий год великий мор на людей, и был он в самом том отечестве благочестивого князя Петра, городе Дмитрове. И потому, забыв о своей печали по причине бесплодия, больше печалились они о самих себе, видя каждый день свое отечество, особенно город, пожинаемым смертоносным серпом, и оттого и сами так же, как и прочие, ждали смерти.

И из-за этого, из-за нашедшего на них наказания Божия, срочно посылают они на Белоозеро к блаженному Кириллу некоего боярина по имени Козьма, чтобы святой помолился Богу о избавлении людей от ниспосланного наказания, особенно же молился о них. Отправился тот Козьма и, достигнув обители святого и увидев преподобного отца Кирилла, хотел вручить тому послание от князя, но тот блаженный Кирилл, имея дар прозорливости, сам узнал о нем. С братией как мог помолившись о них, он посылает им освященную воду и просфору и повелевает, попостившись несколько дней, затем вместе с княгиней испить освященной воды и вкусить просфоры, а вкусив - окропиться. Предсказал блаженный Кирилл в послании, что будет к людям милость от Бога и что бесплодие их разрешится, как то и другое сбылось впоследствии молитвами святого Кирилла.

Когда же вернулся вышеупомянутый Козьма и принес просфору и освященную воду и передал послание, благочестивый князь Петр исполнился радости и принял это с великой верой, и сделал все, что повелел ему святой. И, попостившись несколько дней со своей княгиней и людьми, - а в то время из города Владимира был принесен к нему животворящий крест для помощи против опустошающего мора, - потом благочестивый князь Петр отправился в город Дмитров и совершил молебен, ходя вокруг города и окропляя город и людей принесенной от святого водой. И после этого с наступлением ночи благочестивый князь Петр погрузился как бы в легкий сон. И увидел он, как явился к нему некий светоносный старец, держа в руках две свечи, и услышал, как тот сказал ему: «Вот то, что ты просил: дарует тебе Бог сына». Очнулся благочестивый князь Петр Дмитриевич от сна и понял, что в видении было ему явление святого Кирилла, и от этого исполнился большой радости. В то же время благочестивая княгиня Евфросинья зачала сына. Вскоре благодатью Христовой прекратился среди людей недуг.

Через девять месяцев после этого случилось Тимофею, слуге благочестивого князя Петра Дмитриевича, прийти в обитель святого Кирилла. Увидев его, блаженный Кирилл сказал: «Ныне подобает вам радоваться, потому что княгиня ваша родила сына, князя Ивана». Тимофей же тот удивился словам святого Кирилла и запомнил день и час, когда святой это сказал, ибо была тогда память святого Пантелеймона. После этого, по прошествии одной недели, пришел слуга от князя к святому поблагодарить за то, что по его молитвам даровал Бог князю сына. Потом Тимофей возвращается к князю и пересказывает ему проречение святого Кирилла, - что в тот самый день, когда княгиня родила сына, на Белоозере блаженный Кирилл об этом узнал и всем сказал. С того года благочестивый князь Петр Дмитриевич обрел великую веру в блаженного Кирилла и вместе со своей княгиней выразил великую благодарность Богу, творящему преславные чудеса через угодника своего Кирилла. Затем благочестивая княгиня Евфросинья родила дочь, - потому что явился ведь святой, держа в руке две свечи, - чтобы показать, что родятся два ребенка.

ИНОЕ ЧУДО

Однажды, с наступлением праздника святых Богоявлений, принесли в монастырь некоего одолеваемого болезнью человека. Не успели они прибыть к тому моменту, когда освящается вода, чтобы тот окунулся в иордань, но пришли, когда святой уже шел в церковь петь божественную литургию. И человек тот, опечалившись, был в великой скорби от того, что не успел к нужному времени. Сообщили об этом человеке блаженному, и святой сказал: «Скажите тому человеку, чтобы он без сомнений вошел в воду. Ибо верую я Богу и Пречистой Его Матери, что он выздоровеет». Поверил тот человек словам святого Кирилла и окунулся в иордань трижды, и с тех пор благодатью Христа и Пречистой Его Матери и молитвами святого Кирилла стал здоровым. И таким и ушел к себе домой, радуясь.

ЧУДО СО СЛЕПОЙ ЖЕНЩИНОЙ

А после этого была приведена к святому Кириллу слепая женщина, три года ничего не видевшая. И умолили святого, чтобы он помолился о ней и помазал освященной водой ее глаза. Святой же захотел проверить, помиловал ли ее Бог. Сказал ей святой: «Видишь ли что-нибудь?» Она ответила: «Вижу книгу, которую ты держишь в руке», - ибо святой держал тогда в своей руке книгу. Затем, после этого, она сказала: «Вижу озеро и ходящих людей». И так постепенно начала видеть все и стала здоровой молитвами святого Кирилла. Святой же, видя, что помиловал ее Бог и она прозрела, великую благодарность воздал Богу и Пречистой Его Матери.

Много и других слепых приводили к святому. Святой же, взяв только вино с водой, помазывал им глаза во имя Христово, и они прозревали и возвращались к себе домой, славя и благодаря Бога и его угодника Кирилла, творящего такие чудеса.

ИНОЕ ЧУДО СВЯТОГО

Был у святого Кирилла ученик Герман. И, посылая его ловить рыбу для пропитания братьев, святой говорил Герману, какую рыбу ему ловить, поясняя: «Потому, чадо, что ту или иную рыбу просят братья». И Герман уходил ловить, и при Божьей тому Герману помощи, благодаря благословению святого, ту рыбу он и ловил, какую святой повелевал ему, и ничем иным, как одной только удочкой. И этого оказывалось достаточно для пропитания всей братии. Тогда ведь неводом не ловили, только когда наступал праздник Успения Пречистой.

А этот Герман, которого мы выше упомянули, много лет прожил в том монастыре во всяческом послушании и целомудрии, так что многие, видя его безмерное смирение и труды, удивлялись и хвалили его. Дни проводил он в трудах, занимаясь ловлей рыбы, и молитва никогда не сходила с его уст, ночи же в бдениях и коленопреклонениях, в церкви же на пении стоя, никогда к стене не прислонялся.

Имел он духовную любовь к некоему Димитрию, ученику Христофора, который впоследствии был игуменом той обители. А тот Димитрий вел великую по Богу жизнь. И когда Герман занедужил, часто приходил к нему его духовный друг Димитрий, навещая его в болезни. Но пришло время, и Герман мирно отошел к Господу в тот нескончаемый век. По преставлении же Германа прошло какое-то время, и случилось упомянутому Димитрию впасть в телесный недуг. И когда был он так одолеваем недугом, вышеупомянутый Герман явился ему и сказал: «Не скорби, брат Димитрий! Ибо по втором дне, каковой понедельник, ты к нам перейдешь». Тогда тот Димитрий исполнился великой радости от посещения любимого им духовного брата Германа. Поведал тот Димитрий оказавшимся там братьям о явлении своего духовного брата Германа. И когда пришел тот названный Германом день, Димитрий с надеждой перешел к Господу, к вечным обителям, оставив как память о своих добродетелях труд.

Ученик же блаженного Христофор, о котором мы чуть выше упомянули, имел брата по плоти именем Сосипатр. И этому Сосипатру случилось впасть в тяжелый недуг. Брат же его Христофор, видя брата изнемогающим, пожалел его и, пойдя, сообщил преподобному Кириллу о брате, - что брат очень болен и собирается уже умирать. Святой же, чуть улыбнувшись, сказал: «Поверь мне, чадо Христофор, что ни один из вас раньше меня не умрет. По моем же преставлении многие из вас отойдут со мною туда», - что и произошло спустя небольшое время точно так, как предсказал святой. Ибо тогда был в окрестностях монастыря сильный мор. Но в монастыре никто из братии тогда не болел. Брат же тот Сосипатр, хоть и долго болел, но впоследствии оправился от недуга и стал здоров.

ЧУДО СВЯТОГО

Пришел один человек, живший в окрестностях обители святого, по имени Павел, и попросил святого о другом человеке, сказав: «У него тяжелая болезнь, но ты помолись о нем, чтобы оставила его болезнь». Святой же не только не послушал этого Павла, но даже повелел не приносить того больного человека в монастырь. И когда больной лежал вне монастыря, из его уст и ноздрей текла кровавая пена. Видя это, другой человек, его родственник, любимый святым, ибо часто к нему приходил, очень пожалел этого человека. И приходит он к святому, и говорит ему о том человеке, а заодно и просит его помолиться о нем. Преподобный же отвечал: «Верь мне, чадо, что эта болезнь не случайно к нему пришла, но так страдает он за то, что прелюбодействовал. Если пообещает он избавиться от греха, верю Богу и Пречистой Его Матери, что исцелится. Если же нет, еще хуже пострадает». Человек тот, пойдя, сообщил Иакову - так ведь того звали - сказанное святым. И тотчас же осознал тот человек свое согрешение и еще больше испугался, оттого что услышал при свете о бывшем в темноте. И когда он дал обещание, святой, умилосердившись, пошел к больному. Человек же тот со слезами начал молить святого и от сердца исповедовать свои согрешения, которые и так не были тайной для блаженного. Потому святой помолился о нем. После этого тот человек выздоровел от своей болезни. Святой же дал ему епитимию за грехи. А человек тот что-то дал по мере сил как милостыню святому и монастырю. И святой повелел братьям, сколько в их силах, молиться о нем, чтобы простился ему грех. И ушел тот человек здоровым в свой дом, поя и славя Бога и Пречистую Его Мать и воздавая великую благодарность святому Кириллу за то, что благодаря ему он получил исцеление не только телесных болезней, но и душевных.

Таковые дарования святому были дарованы за его великое усердие и любовь к Богу, поскольку сказано Спасителем: «Просите и получите», и еще: «Без Меня не можете делать ничего». Ибо не только ученикам Он это говорил, но всем верующим. Потому блаженный Кирилл помогал не некиим волшебством, но призывая Христа и Пречистую Его Мать. Собственными Кирилла были только молитва и человеколюбивое снисхождение к страстям человеческим. «Ибо даром, - сказано, - получили, даром и давайте».

И когда блаженный Кирилл увидел, что изнемогает от старости, и различные болезни часто на него нападают, ничего иного не предвещая, кроме прихода смерти, решил написать благочестивому князю Андрею Дмитриевичу свое последнее послание ради большего утверждения общего жития. Ибо сильно желал и беспокоился он, чтобы ничего не разорилось в общем житии, - как при его жизни, но так и гораздо больше после его смерти. Ибо сказано: «Когда умирает праведник, надо оставить пекущегося». И написал он грамоту такого содержания:

НАСТАВЛЕНИЕ ПРЕПОДОБНОГО ОТЦА НАШЕГО КИРИЛЛА БРАТИИ, ЖИВУЩЕЙ В ОБИТЕЛИ ПРЕСВЯТОЙ БОГОРОДИЦЫ, СЛАВНОГО ЕЕ УСПЕНИЯ, ИНЫМИ СЛОВАМИ, ДУХОВНАЯ ГРАМОТА

«Во имя Святой и Живоначальной Троицы, - Отца, говорю, и Сына и Святого Духа, Которой все создано, и мы тоже.

Я, грешный и смиренный игумен Кирилл, вижу, что постигла меня старость. Впал я в частые и различные болезни, которым и ныне подвержен, человеколюбиво Богом наказываемый, как то и ныне вижу, и понимаю, что ничего другого они мне не предвещают, кроме смерти и Страшного Спасова суда в будущем веке. И оттого во мне смутилось сердце мое по причине страшного исхода, и страх смертный напал на меня. Боязнь и трепет перед Страшным судищем пришли ко мне, и покрыла меня тьма недоумения. И что сделать, не знаю. Но возложу, как говорит пророк, печаль свою на Господа: пусть Он сделает со мной, как Он хочет, ибо хочет Он, чтобы все люди спаслись и в разум истинный пришли.

Этим же последним писанием передаю монастырь, труд свой и своей братии Господу Богу Вседержителю, и Пречистой Его Матери, и господину духовному моему сыну, благочестивому князю Андрею Дмитриевичу, чтобы он пекся и заботился о монастыре, доме Пречистой.

Духовного же моего сына священноинока Иннокентия благословляю на свое место быть игуменом.

Потому, господин князь Андрей, Бога ради и Пречистой Его Матери, и своего ради спасения, и меня ради, нищего своего богомольца, какую любовь имел до сих пор к Пречистой Богородице и к нашей нищете, при моей жизни, такую же и после моей жизни имел бы ты любовь и веру к монастырю Пречистой и доброе свое отношение к сыну моему Иннокентию и ко всей моей братии, кто будет по моему преданию жить и игумену повиноваться.

А кто не захочет по моему убогому образу жизни жить в монастыре том и вздумает что-либо из общежительного чина разорить и игумену не повиноваться, о том я тебя, своего господина и духовного моего сына, благословляю и со слезами молю: да не попустишь ты этому так быть, но ропщущих и раскольников, кто не захочет игумену повиноваться и по моему убогому образу жизни жить, прочь из монастыря изгоняй, чтобы остальная братия страх имела.

Милость же Божия и Пречистой Его Матери да будет всегда с тобой, и с твоею благочестивой княгиней и с благородными детьми».

И потому благочестивый князь Андрей много заботился о том, чтобы ни одно из слов, сказанных святым Кириллом, не осталось неисполненным. Ибо великую веру и любовь имел он к дому Пречистой Кириллова монастыря. Не только большие имения и озера передал он той обители, но по мере возможности старался всяческими ценностями и красотами снабдить и украсить церковь Пречистой. И много книг, переписав, вложил он в церковь, и иным многим добром наполнил ее, так что и до сих пор видно там много великих его даяний.

О ПРЕСТАВЛЕНИИ СВЯТОГО КИРИЛЛА

И поскольку, как мы прежде сказали, блаженный Кирилл увидел, что от старости он ослабел, и конец приближается, созывает он всех живших тогда в обители - а было их тогда пятьдесят три брата, вместе с ним Господу работавших у кого сколько было сил - и перед всеми вручает одному из своих учеников, по имени Иннокентий, управление монастырем и называет его игуменом, хотя тот этого и не хотел. И призывает он Бога в свидетели того, что ничего в монастырском чине нарушиться не должно: как - видели - делает он, так он повелел и им все делать. Сам же он решил предаться любимой им мудрости полного безмолвия.

Поскольку же от великого воздержания и стояния ноги его не могли ему служить стоя, то он исполнял свое правило сидя, и никогда молитва не покидала его уст, особенно Иисусова. Хоть и слабел он телесной силой, но ничего из правила своего подвига он не оставлял. Немощь не давала ему ходить в церковь, как прежде, на своих ногах, за исключением только случаев, когда он хотел служить божественную литургию. Ибо никогда не переставал он совершать службы по праздникам, а его ученики поддерживали его немощные члены руками и в церковь его приносили. Пробыл он в такой болезни, стараясь ничего из своего правила не оставить, время немалое, а затем телесные силы его покинули, и он уже готов был отойти к Господу. И когда наступила неделя Пятидесятницы, в которую празднуется сошествие Святаго Духа на апостолов, тогда, совершив божественную литургию, он причастился святых тайн. Наутро же в понедельник той же недели, на память святого Кирилла Александрийского, начал слабеть телом крепкий душой. Приходили к нему все братья той обители и, видя, что он слабеет и собирается отойти к Господу, скорбели, рыдали и, если бы возможно было, от великого усердия и любви, какую имели к нему, умерли бы вместе с ним.

Тогда некоторые из его учеников сказали, плача: «Поскольку ты, отец, оставляешь нас и отходишь к Господу, то, когда тебя не будет, место это оскудеет, и многие из нас переселятся из этого монастыря». Святой же сказал им: «Об этом не скорбите; вы больше уразумеете вот почему: если я получу некоторое дерзновение перед Богом и Пречистой Его Матерью и если дело мое окажется Богу угодным, то не только не оскудеет это святое место, но и больше распространится по моем уходе. Только имейте любовь между собой!»

Слыша это, братья не могли сдержать рыданий. Святой же утешал их, говоря: «Не скорбите в день моего упокоения. Уже ведь пришло время опочить мне в Господе. Передаю вас Богу и Его Пречистой Матери. Да сохранит Он вас от всех искушений лукавого. А этот сын мой, Иннокентий, да будет у вас игуменом вместо меня, и относитесь к нему, как ко мне, а он недостающее вам наполнит». Это и многое другое, утешая их, говорил он, и так радовался при этом и веселился душой, словно человек, возвращающийся из дальних чужих стран в свое отечество. И никакой печали он не имел, но скорее веселился, надеясь на будущее. Об одном только имел он попечение и молился: да не будет ничто нарушено из правил общежития и да не возникнут среди братии раздоры или свары. О том же заботился он, и будучи здоров.

И затем, когда приблизился час отхода его к Господу, все братья приходили к нему и целовали его со слезами, прося последнего благословения. А он, как чадолюбивый отец, всех целовал, ко всем выказывал любовь, всем последнее благословение оставлял и сам у всех прощения просил. А в самый тот час, когда должен был святой от союза с телом освободиться, он причастился пречистых и животворящих тайн Христа Бога нашего и мирно и тихо отдал Господу свою пречистую трудолюбивую душу с молитвой на устах. И тут же все ощутили некое благоухание.

Братья чего только не готовы были сделать от горя, с болью видя, что лишились отца. Не могли они претерпеть потерю врача; рыдали об отнятом у них учителе; оставшись без кормчего, пребывали в недоумении; все причиняющее боль было с ними. Затем лицо его просветилось и стало гораздо светлее, чем было при жизни, и не было на лице его никакой черноты или смуглости, что обычно бывает у умерших.

Потом его священные мощи с честью положили на одр и на своих головах с подобающей почестью и псалмопением принесли в церковь, провожая как отца.

Вышеупомянутый же слуга его Авксентий болел тогда на селе лихорадкой и тяжело страдал и, будучи от той болезни как бы в исступлении ума, увидел он, как пришел к нему блаженный Кирилл, держа в руке крест, и иной священник, Флор, великое житие в Боге имевший. И Кирилл знаменовал тогда Авксентия честным крестом, и сразу же, тотчас получил тот исцеление и выздоровел. Проснувшись и обнаружив себя здоровым, человек тот с радостью побежал к блаженному Кириллу, чтобы рассказать ему, как с его явлением он получил исцеление. Он ведь не знал, что святой преставился. И когда пришел он в монастырь и увидел, что святой уже отошел к Господу и что ученики провожают его надгробным пением, подбежал он к его святым мощам, со слезами поцеловал их и при этом рассказал всем о чуде, - как явился ему святой и исцеление ему даровал. Благодаря этому братья немного оправились от печали.

Завершив со многой честью надгробное пение, очень торжественно они покрыли землей многострадальное и трудолюбивое тело, сосуд Пресвятого Духа, в 6935 (1427) году, месяца июня в девятый день.

Хорошо пас он врученную ему паству, направив ее на пажити жизни. Таковы подвиги блаженного Кирилла, таковы его старания, таковы чудеса, дарования, таковы его исцеления.

Блаженный Кирилл, когда пришел на то место, был шестидесяти лет, прожил на том месте тридцать лет, а всех лет его жизни было девяносто.

Большое число и других чудес произошло при жизни блаженного Кирилла, но по причине их множества, а более оттого, что много лет с тех пор прошло, они остались незаписанными. Это - запись лишь некоей малой части, - чтобы не были окончательно забыты рассказы о святом.

Когда это произошло, и стадо, лишившись богоносного отца, осиротело, игуменом той обители сделался Иннокентий, как то повелел блаженный Кирилл еще при жизни. И старался тот все, как - видел он - делает отец, делать и сам. Надо сказать об игумене Иннокентии, что не так просто, не случайно блаженный Кирилл вручил ему управление монастырем, но потому что знал его как с детства ведущего великую жизнь. О телесной же его чистоте нечего и говорить! Пробыл он в послушании у Игнатия, человека великого перед Богом, одиннадцать лет, никакой своей воли не имея.

После этого, по прошествии только одного года после преставления блаженного Кирилла, когда настала осень, братия той обители, словно сговорившись с блаженным Кириллом, уходят из жизни к Господу числом более тридцати братии, по пророчеству блаженного Кирилла, сказанному его ученику Христофору: «Верь мне, чадо, что ни один из вас раньше меня из этой жизни не уйдет. По преставлении же моем многие из вас придут следом за мной», - что и сбылось. Последним из всех тех братии отходит к Господу игумен Иннокентий.

По преставлении же игумена Иннокентия был на его месте игуменом той обители вышеупомянутый Христофор. Этот Христофор много книг написал для святого монастыря своей рукой. И ничуть не вознесся он мыслью оттого, что стал игуменом такой обители, но по-прежнему пребывал в благочинии и смирении, блюдя любомудрие своей жизни, стараясь ничего из того, что - он видел - делает Кирилл, не оставить неисполненным на деле. Настолько полюбил он бедность одежды, что среди старцев невозможно было узнать, что он - игумен.

А поскольку, попущением Божиим, случились тогда и междоусобные рати, тот игумен Христофор, выкупив многих из пленных, возвратил их обратно на свои места.

Послал к нему однажды князь Георгий Дмитриевич, чтобы тот пришел к нему и он его повидал. «Должен я, - говорил он, - сказать тебе духовные слова». А тот отвечал: «Никогда такого не было, чтобы я выходил из монастыря, и потому не могу я нарушить монастырский порядок». Князь же Георгий посылал и во второй, и в третий раз, прося его прийти, но тот остался непреклонным. Увидев же, что он не придет, князь Георгий удивился его крепости и потому всех пленных, взятых им в плен, отпустил и сверх того дал большую милостыню монастырю.

И поскольку искони обычно для Бога прославляющих Его прославлять не только при жизни, но и по преставлении, не прекращает Бог прославлять Своего угодника Кирилла чудесами и по его преставлении, как то было и при его жизни.

ЧУДО ПРЕПОДОБНОГО ОТЦА НАШЕГО КИРИЛЛА

Привели некоего человека, Феодора именем, жестоко мучимого бесом, в монастырь блаженного Кирилла. Был этот Феодор человеком некоего властелина по имени Василий, каковой по причине многих мучений того, постоянно видя у себя дома, как этого Феодора сокрушает бес, отослал его прочь из своего дома. И страдал он так, мучимый бесом, одиннадцать лет. А как привели его ко гробу блаженного Кирилла, он тут же получил исцеление и выздоровел с помощью Владычицы нашей Богородицы молитвами святого Кирилла.

И получил тот Феодор от настоятеля заповедь никогда не есть мяса. Но случилось тому Феодору вместе с другими людьми косить сено, и, когда все стали есть мясо, начал и тот Феодор есть мясо, забыв данную ему заповедь никогда не есть мяса. И когда это произошло, когда он поел мяса, бес вновь напал на него и начал мучить его хуже прежнего. Но потом он пришел в чувство и, осознав свой грех, понял, что претерпевает это, преступив данную ему заповедь. И вновь прибежал он в монастырь блаженного Кирилла к чудотворному гробу и со слезами просил прощения, каковое и получил благодатью Христовой и молитвами преподобного Кирилла. И после этого в течение многих лет служил он в той обители во всяческом послушании, и я там его и видел.

ДРУГОЕ ЧУДО

Случилось это прежде преставления блаженного Кирилла. Некий боярин по имени Даниил Андреевич имел великую веру в Пречистую Матерь Божию и в блаженного Кирилла. Этому Даниилу захотелось по своем преставлении передать монастырю Пречистой село. И некий брат той обители, Феодосии именем, придя, сообщил святому: «Даниил Андреевич по преставлении своем передаст село нашему монастырю, и, если хочешь, пошли, чтобы посмотрели, что есть в том селе». Святой же не захотел принять село и сказал: «Я не нуждаюсь в селах при моей жизни. Но по моем уходе от вас, как хотите, так и делайте». Брат же, как бы порицаемый святым, обиделся на блаженного за то, что тот не послушал его и не захотел принять село.

По преставлении же блаженного Кирилла упомянутый выше брат Феодосии увидел по чудесам, происходящим у гроба святого, что и по преставлении его так прославил его Бог. И пришло ему на ум, что он оскорбил блаженного Кирилла, препираясь с ним из-за села. И много дней он от этого скорбел и печалью сокрушал себя. Спустя же некоторое время, когда Феодосии был в смятенных мыслях, блаженный Кирилл явился в видении одному из своих учеников, Мартиниану по имени, и сказал ему: «Скажи брату Феодосию, пусть не грустит и не беспокоит меня, потому что я не имею вовсе никакой обиды на него». Названный Мартиниан рассказал о своем видении тому вышеупомянутому брату Феодосию. Феодосии же словно прощение получил и утешился и славу воссылал Богу, творящему преславные вещи через Своего святого угодника Кирилла. После этого привели в монастырь блаженного некую боярыню, Феодосию именем, мучимую бесом, и просили игумена Христофора, чтобы он с братией помолился о ней. Игумен помолился по мере сил, а вдобавок велел священнику читать Евангелие над ее головой. И тогда понемногу бес вышел из нее, и она освободилась от нечистого беса и вернулась к себе домой здоровой, хваля и благодаря Бога, Пречистую Его Мать и святого Кирилла.

Со временем и игумен Христофор ушел из жизни, держав настоятельство того монастыря шесть лет. Ничего не перестал он делать из того, что - видел - делал блаженный Кирилл. Никакой сладостью помимо братии он не усладился, ни какому-либо пристрастию не позволял собой обладать, но так во всяческом воздержании и добром исповедании и предал дух свой Господу. А на его место встал игумен той обители по имени Трифон, который из-за своей добродетели впоследствии был архиепископом города Ростова, человек рассудительный и в иноческих делах, и в мирских. И он всячески старался, как только мог, чтобы ничего в общем житии и монастырском обычае не разорилось и ничем не повредилось. Поскольку же братство было немалым, а церковь мала, к тому же и ветха - ее сам Кирилл поставил, подумывал игумен Трифон с братией иную церковь вместо той, большую, воздвигнуть с Божьей и Пречистой Его Матери помощью при поддержке молитвы святого Кирилла.

И тут кстати пришел в обитель Пречистой Кирилловой ограды один вельможа по имени Захария. И увидев их жизнь великую для Бога, получил он большую пользу и подумал сам, если будет возможно, облечься в той обители в иноческие одежды. Но не случилось этому быть. Тогда, будто Богом наученный, он дал много серебра игумену и братии для создания церкви. Приняв это, игумен поспешил с церковным строительством, так давно желанным ему, и Божьим поспешением была основана большая церковь. И поскольку таковое дело началось, много работников потребовалось, каковые и были собраны, и дело закипело.

Но случился великий голод среди людей, живущих в окрестностях монастыря, и многие из-за голода стали приходить в монастырь за хлебом. И.все приходившие, каждый из них, насытившись, уходили. Ибо всем просившим давали, особенно самым бедным. Келарь же той обители, увидев, что много народа собралось для строительства церкви, а сверх того и иных множество, по причине голода приходивших в монастырь за хлебом, подумал по маловерию, что может не хватить пищи такому множеству. И потому с той поры стал меньше давать хлеба приходящим в монастырь из-за голода. Тогда и муки в мучнице значительно убавилось и стало недоставать. А когда обильно всем просящим давали, тогда она вновь наполнялась мукой. Увидев такое чудо, хлебники того монастыря, которые своими руками брали муку, - увидев, что, когда они больше давали приходившим из-за голода, тогда больше муки становилось и было в изобилии, а когда переставали давать хлеб убогим, тогда сверх всякой меры начинало муки недоставать, - возвестили об этом некоторым великим старцам той обители. Услышав об этом, и те удивились и сообщили об этом игумену. И повелел игумен давать и кормить всех просящих. И когда стали так делать, мука умножалась и была в изобилии. Было же евших тогда хлеб в том монастыре каждый день около шестисот душ или больше. И так и происходило это до нового хлеба.

Тем временем с Божией помощью и церковь прекрасная была воздвигнута во славу и похвалу истинной Матери Бога нашего, в честь славного ее Успения. Затем она была украшена иконами и иными красотами, подобающими церкви, как то есть и до сего дня. Если не словом, то убранством более проповедует она, являя свое благолепие всем, кто видит. Можно сказать: «Святые церкви Твои поистине удивительны».

Затем, после этого, была поставлена трапезная, большая и красивая. При этом и монастырь старались тогда больше распространить. Раньше, при блаженном Кирилле, он занимал небольшое место, потому что братии тогда было немного. Когда же захотел Бог большими дарами и чудесами прославить Своего угодника, тогда братство значительно умножилось. Из-за этого и большее место потребовалось для монастырских строений, о чем можно сказать: «Старое ушло, и было все новое», - за исключением обычаев и устава, установленных блаженным Кириллом, - правила общего жития, каковое и поныне сохраняется непоколебимо молитвами и укреплением богоносного отца.

По прошествии же некоторого времени сын одного попа, по имени Иван, жестоко мучимый злым бесом, был связан по рукам и ногам. И так сильно бесился и жестоко мучился этот Иван, что и глаза ему завязали, чтобы насильно с трудом привести в монастырь. Глаза его были кровавы и всех пугали, и звуки он издавал непотребные: то рычал, как животное, то по-петушиному страшно и пугающе пел. И потому представлял он собой нелепое и устрашающее зрелище. Всех он бил, всех ругая. Да что много говорить: даже на самого Бога хулу он говорил, - не сам он говорил, но живший в нем бес его устами говорил. Игумен же с братией мольбы простирали к Богу и святого Кирилла призывали молиться о страждущем. Поэтому благодатью Христовой, с помощью Владычицы нашей Богородицы и Приснодевы Марии и молитвами блаженного Кирилла понемногу оставила болезнь того человека, и стал он кроток и в чувство пришел и сделался здоровым, как прежде. И ушел он к себе домой, славя и благодаря Бога и преподобного угодника Его Кирилла.

ИНОЕ ЧУДО СВЯТОГО

После этого привели иного человека, Симеона именем. И тот был бесом мучим. Как и вышеупомянутый Иван, он был связан железными узами по рукам и ногам. Уже как злодея водили и били его, чтобы он замолчал, но чем больше били его, тем более он неистовствовал. Тогда привязали его на меже, надеясь на помощь преподобного Кирилла. И пребыл он там неделю, не ев, не пив, и, таким образом мучимый, страдал. Затем благодатью Христовой и молитвами блаженного Кирилла бес вышел из него, и он стал здрав и осмыслен. Ушел он к себе домой, радуясь, и больше в течение всей его жизни бес не мог сделать ему никакой пакости.

ИНОЕ ЧУДО

Пришла некая боярыня, одна из славных бояр, Ксения именем, чтобы поклониться гробу блаженного Кирилла. С нею пришло много людей. И у одной женщины из служивших ей, кормилицы ее сына, один глаз был слеп, и она шесть лет ничего этим глазом не видела, ибо, говорит, было у нее бельмо во весь глаз. Придя в монастырь, женщина, имевшая слепой глаз, от всех тайком по заутрени пошла в гробницу, где находится гроб святого Кирилла, и начала со слезами молиться. И спустя какое-то время в молитве вдруг слышит будто сильный гром, раздавшийся от гроба блаженного Кирилла, и ей показалось, что он прошел сквозь ее уши и коснулся ее слепого глаза. И она от страха и грома упала на землю, как мертвая, и долго лежала, потрясенная происшедшим. И своей рукой она трогала слепой глаз, и, закрыв рукой здоровый глаз, проверяла, видит ли что-нибудь слепым глазом. И увидев сама, что помиловал ее Бог молитвами святого Кирилла, обрадовалась. И поскольку не утаилось, но стало широко явлено преславное чудо святого, то все воздали хвалу Богу и Пречистой Его Матери. Боярыня же Ксения, накормив братию и дав большую милостыню, возвратилась к себе домой, славя и хваля Бога и блаженного Кирилла.

ИНОЕ ЧУДО СВЯТОГО

Принесли в монастырь святого некоего человека, Константина именем, очень тяжело больного. И там, от болезни слабея и приближаясь к смерти, он исповедал игумену свои согрешения, и игумен причастил его тогда святых тайн. С наступлением же ночи увидел один из старцев той обители светоносного человека, шедшего к келье, где лежал тот Константин. А немного позади него увидел он некиих людей очень странного вида, идущих следом за прошедшим впереди человеком. Когда они вошли туда, где лежал больной Константин, начали они спорить с прежде пришедшим человеком, говоря: «Пришел ты, ничего здесь в нем не имея. Наш ведь он и нам он подчинился». И другой сказал: «Наш он к к нам прибежал». И пока те так препирались, увидел тот брат, что игумен этой обители с братией пришли и спорят о Константине. И тут видит он, что пришел блаженный Кирилл и говорит братии: «Скажите ему, что если он здесь умрет и будет погребен, то будет он - Пречистой и наш. Если же уйдет прочь, то он не наш».

Когда наступил день, видевший видение брат рассказал игумену и братии о видении, которое он видел. Все ведь знали, что тот Константин вел лукавую жизнь. В тот же день и преставился Константин и погребен был в том монастыре. Тогда все, слышавшие этот рассказ, прославили Бога, Пречистую Его Мать и преподобного Кирилла.

ИНОЕ ЧУДО

Сын некоего боярина Петра, по имени Василий, оказался во власти беса и потому сошел с ума. И во многих чудовищных и страшных видениях являлись ему бесы и стращали его смертью. Пришел он в монастырь блаженного Кирилла и побыл у гроба святого, а когда настала ночь, пошел и он в трапезную, надеясь там получить некоторое облегчение в страданиях. Но и там тоже много бед претерпел он от бесов: во многих различных страшных видениях они являлись ему. И тяжело от них страдая, погрузился он словно в легкий сон и как живого увидел блаженного Кирилла, пришедшего в светлых ризах. И от одного только вида святого бесы тут же пропали. Василий встал после видения и понял, что он здоров, как будто вовсе не болел, и обрадовался. И с тех пор стал он здоров и осмыслен, как и прежде. И ушел он оттуда к себе домой, выражая благодарность Богу и Его угоднику, блаженному Кириллу.

ИНОЕ ЧУДО СВЯТОГО КИРИЛЛА

Некий князь по имени Давыд Семенович впал в тяжелую болезнь и совсем не мог пошевелиться, ибо все члены тела его ослабели. И, так страдая и отчаявшись остаться в живых, велел он нести себя в монастырь Пречистой, чтобы там помолиться. И когда его принесли близко к монастырю, - четыре человека несли его на постели, и были они перед воротами монастыря, - повелел он поставить себя там. И начал он со слезами молиться и после молитвы почувствовал некоторое облегчение в своей болезни. Встав на свои ноги, двумя людьми поддерживаемый, он, будучи в церкви, молился. Также и ко гробу богоносного отца Кирилла придя, он долго со слезами молился, чтобы облегчил ему святой его болезнь. И пробыл он там в монастыре день, молясь. А с приходом ночи, словно в исступление придя, увидел он блаженного Кирилла в церкви с иными священниками в ризах стоящим и крест в руках держащим. «И когда увидел я святого, - рассказывал он, - начал я в слезах молить его: „Избавь меня от одолевающей меня болезни!"» Святой же знаменовал его честным крестом, который держал в своей руке, и сказал: «Не горюй больше, ибо я помолюсь Богу и Пречистой Его Матери, чтобы ты выздоровел. Но не забудь обета своего, который ты дал». Очнувшись от видения, князь Давыд почувствовал, что болезнь отпустила его, и, получив облегчение, обрадовался. Наутро он встал на свои ноги и пошел в церковь здоровым благодаря молитвам и явлению блаженного Кирилла.

И начал он всем рассказывать о явлении святого и о том, как он с явлением его получил исцеление, представляя в качестве очевидного для всех доказательства вернувшееся к нему благодаря явлению святого здоровье. Игумен же и братия, услышав о происшедшем посещении его блаженным Кириллом, а тем более видя его ходящего здоровым, все прославили Бога, Его Пречистую Мать и чудотворца Кирилла. Князь же Давыд, накормив братию и милостыню подав, ушел здоровым к себе домой. После этого исцеления он обрел великую веру в монастырь Пречистой и в чудотворца Кирилла.

ЧУДО СВЯТОГО КИРИЛЛА

После этого случилось, что у княгини, жены благочестивого князя Михаила Андреевича, родственника великого князя, Елены по имени, тоже благочестивой, заболели ноги. Немалое время длился этот недуг, и она от болезни страдала, и решил благочестивый князь Михаил пойти в свое отечество, на Белоозеро, и там поклониться Пречистой Матери Божией и чудотворному гробу Кирилла. Когда же это стало осуществляться, и князь Михаил с княгиней шел на Белоозеро, и был еще далеко, на большом расстоянии от монастыря, некий старец в монастыре святого Кирилла увидел ночью видение. Не совсем во сне, но и не бодрствуя, увидел он себя у гроба блаженного Кирилла, каковой гроб вдруг сам собою открылся, и вышел оттуда святой, как живой. И, сидя на своем гробе, сказал блаженный старцу, сподобившемуся видеть видение: «Поскольку, чадо, непростые гости должны прийти в скорби великой, надо нам помолиться о них, чтобы избавил их Господь от этой беды: они ведь наши кормильцы». И сказав это, старец посидел немного и снова лег в свой гроб, и гроб сам собою закрылся над ним.

Очнулся старец от видения и, придя в себя, удивлялся. С наступлением же утра он сообщил о видении одному духовному брату, ибо видел он святого не так просто, как случается во сне видеть, но как живого и будто наяву. По прошествии же пяти дней после этого пришла благочестивая княгиня Елена, а после и сам благочестивый князь Михаил пришел в монастырь Пречистой и побыл у чудного гроба, долго молясь.

ИНОЕ ЧУДО СВЯТОГО КИРИЛЛА

Когда это происходило, привели некоего человека, дом которого был поблизости от монастыря. Человек же тот был жестоко мучим бесом. Связанный узами по рукам и ногам и едва удерживаемый многими людьми, он издавал странные и страшные звуки, словно скот, лаял, бросался на людей, как зверь, и являл собой для всех неприглядное зрелище. И поскольку его били, как злодея, чтобы он замолчал, то, чем больше его били, чтобы он замолчал, тем больше он, впадая в неистовство, кричал, злым голосом вопия, так что всех охватывал ужас. Затем с Божией помощью он начал затихать, делаться кротким и вскоре прекратил бесноваться и стал здоров и осмыслен, как и прежде.

Потом спрашивали его, почему он тогда так вопил, и он сказал: «Поскольку вы били меня, чтобы я замолчал, они еще больше били меня, говоря, чтобы я кричал. А я не знал, кого из вас слушать, ибо и те и другие немилосердно били меня, и потому я кричал». Видя это чудо, все прославили Бога, Пречистую Его Мать и блаженного Кирилла, говоря: «Воистину дивен Бог во святых Своих!»

После этого в скором времени благочестивая княгиня Михайлова Елена получила избавление от своего недуга и стала здоровой. Увидев это преславное чудо, благочестивый князь Михаил прославил Бога, Его Пречистую Мать и преподобного отца Кирилла. И щедро угостив братию и большую милостыню дав монастырю, ушел оттуда к себе.

Но по прошествии некоторого времени князь Михаил начал болеть. И, болея, - а, как мы уже сказали, он имел большую веру в монастырь Пречистой, Кириллову обитель, - послал он просьбу к игумену того монастыря, Кассиану именем, чтобы тот помолился о нем. Ему послали освященную воду. Принял благочестивый князь Михаил с великой верой воду, принесенную из монастыря блаженного Кирилла, и благодатью Христовой и Его Пречистой Матери от одного только вкушения той воды получил он исцеление и, став здоров, благодарил Бога и Его угодника Кирилла.

А однажды, когда миновало некоторое время, княгиня благочестивого князя Михаила, будучи непраздна и имея в утробе ребенка, поняла, что прежде установленного Богом дня, за шесть недель до рождения, умер ребенок в ее чреве. И когда настало время рождения, мертвый ребенок не мог из чрева матери выйти, и потому княгиня была в тяжелой болезни, не зная, что предпринять, и уже отчаялась остаться в живых и ничего другого, кроме смерти, не ожидала. Благочестивый же князь Михаил, видя, что супруга его так страдает, сокрушался от печали, но не мог ничего поделать и только Бога молил. Бог ведь желает, чтобы все люди спаслись и в разум истинный пришли. Осенило ум князя Михаила, и вспомнил он освященную воду, принесенную из монастыря блаженного Кирилла, благодаря которой Бог его помиловал, и повелел он принести остаток этой воды. И велит он помазать болезненный живот княгини освященной водой. И когда это сделали, вдруг показалось, что дитя живо во чреве матери. И затем родилось мертвое дитя, и княгиня нежданно избавилась от болезни и вместо того, чтобы умереть, сподобилась жить и стала здоровой, хваля и благословляя Бога. Также и благочестивый князь Михаил возрадовался о здоровье своей супруги, увидев, что помиловал ее Бог. Видя ныне ту, о которой незадолго до этого думал, что она вселится в гроб, живой и здоровой, он веселился, воздавая со всеми своими людьми хвалу и величания Богу, Пречистой Богоматери и блаженному отцу Кириллу.

Потому благочестивый князь Михаил великую веру приобрел в Кириллов монастырь Пречистой Богородицы и передал той обители многие села и озера. Не только тогда, но всегда, непрестанно много имений давал он, уподобляясь во всем своему отцу, благородному князю Андрею Дмитриевичу, ибо и тот благочестивый князь Андрей много дал и давал монастырю Пречистой, Кирилловой обители. И если возьмешься это разыскивать, то повсюду найдешь его достопамятные даяния, каковые и поныне всем известны и пребывают в вечную нескончаемую память о нем всем родам.

ЧУДО СВЯТОГО КИРИЛЛА

Да не будет умолчано и о чуде блаженного Кирилла, которое произошло незадолго до того. Сыну некоего купца Иоанна по имени Иван позавидовал бес, и тот сошел с ума, и страшные и нелепые звуки издавал. И что тут много говорить: вообще всякого человеческого смысла был он лишен. Отец же его Иоанн, когда увидел, что сын его попущением Божиим и наветом этого преуспевающего беса сменил благое на худшее, послал того на Белоозеро в монастырь, где лежит блаженный Кирилл. И когда он там оказался, начал он так же беситься и говорить некие нелепые и гнусные слова не только о людях, но и о Самом Боге и о Его святых.

И пока это происходило, его часто подводили ко гробу Чудотворца, и он сам подходил, а игумен с братией молились о нем. И с трудом после многих дней смог он прийти в чувство, получил исцеление и стал здоров и осмыслен, как и прежде, благодатью самого истинного Господа нашего Иисуса Христа и помощью Владычицы нашей Богородицы и молитвами святого отца Кирилла. И ушел он здоровым к себе домой, воздавая благодарность Богу и святому. Потому и отец его, и мать, и иные многие люди, видя того, кого прежде видели так страдающим и ума лишившимся, а затем здоровым и правильно мыслящим, все единодушно прославляли величие Божие и блаженного отца Кирилла.

Много и других необыкновенных чудес блаженного Кирилла происходило и происходит по сей день, - не только когда он пребывал в этой временной жизни, но и по его преставлении, - одни явно, другие же неявно. Богу же и те и другие известны, но записаны они не были по причине их множества. Только эта некая малая часть жития блаженного оказалась записанной, - чтобы увидели все и поверили, что Господь наш Иисус Христос славящих Его прославляет и желающих утаить здесь свои добрые дела делает за их добродетель повсюду известными и прославленными. Блаженный Кирилл жил ведь только в пустыни, а слава его добродетели повсюду, как на легких крыльях, пролетала, ибо «невозможно укрыться городу, стоящему на вершине горы».

Таково было стремление Кирилла к исправлению, таким было блаженного отца отвержение мира и того, что в мире. Таково житие взыскующих Бога Иаковлева, таков подвиг желающих спастись. Ибо что почетней того, что он стяжал в этой жизни? Назову прежде всего любовь к Богу, затем - чистоту телесную, с которой всякий увидит Господа, бедность одежды, безмерную простоту, любовь ко всем нелицемерную, пост, молитву, воздержание, бдение, веру без сомнений, слезы непрестанные, сокрушение сердца и смирение, ради которого сказано: «Сердце сокрушенное и смиренное Бог не уничижит».

Помимо этих происходили и многие другие, из ряда вон выходящие чудеса: лукавых бесов изгнания, от различных недугов избавление, слепых очей прозрения; для лишенных разума святой здравого смысла с Богом податель, противящихся тихий увещеватель, нестяжания учитель, общему житию совершитель. И всем всячески, по апостолу, был, да всех приобретет, да всех спасет, да всех к Богу приведет, да с дерзновением скажет Владыке своему: «Вот я и дети, которых Ты мне дал». Ибо всех он, как отец, любил, обо всех пекся, обо всем полезном заботился и всех, как свои члены, жалел, душевные струпы всем перевязывал, телесные недуги у всех исцелял, всех от гноя злобы очищая, всем пластырь любви к их ранам прикладывая, всех маслом помилования помазывая. Не было тогда скорбящего или оскорбляемого. Если же кто-нибудь оказывался малодушен или ленив, то он его собой исправлял, собою пример подавал. К тому, кто гневался на него понапрасну, он бывал приветлив, и если кто-то с ним пререкался, он долготерпением и молчанием привлекал того к любви, и по этому можно было узнать, Чей он ученик и Кому подражал, - ясно, что - Сказавшему: «Будьте милостивы, как Отец ваш небесный щедр», - чтобы поняли, на кого очи Господни призирают: «Только на кроткого и смиренного и трепещущего от Моих слов». Господни эти слова, а не мои.

Худший из иноков, не на разум свой надеясь или умение, дерзнул я на то, что выше моей силы, - написать нечто о блаженном, зная свою грубость и неразумие. Лишь поскольку получил я повеление от великого князя Василия Васильевича, самодержца, и Феодосия, митрополита всея Руси, и настоятелем той обители и всей братией во Христе будучи принужден, а также и сильными желанием и любовью к святому охваченный, кое-что, немногое из его жития, я написал, никакого своего мудрствования не имея, но - сколько слышал от рассказывавших мне истину, лишь столько и написал, сколько нужно, чтобы не до конца забыто было такого великого человека житие, не потоплены нерадением в глубине чудеса, которые Бог ради него творил и не перестает творить даже и по сей день.

Чудеса святых подобны ведь некоторым водным источникам, из земли исходящим и землю напояющим: так же силы, исходящие с Божией помощью от святых тел, врачуют телесные недуги людей. Источник, истекая, не только не умаляется, но чем больше вычерпывают из него, тем больше прибывает в нем и его меру восполняет, и никакого не происходит уменьшения в его истечении. Так же всем подаваемые святыми исцеления никогда не оскудевают оттого, что верные ими врачуются. Но врачи часто, давая свои врачебные снадобья, требуют взамен чего-то, чего нет. Святой же - не так: только веру требует он, без которой все бесполезно, о чем и учимы мы: «Вера твоя спасла тебя», и еще: «По вере твоей будет тебе». Ибо вера всех спасает и всех избавляет. Без веры ведь и великий труд безрезультатен.

О всечестной отец, на земле пустынножитель, небесный гражданин, сожитель преподобных, единокровник праведников, смирением высокий, нищетою богатый, нищих кормитель, скорбящих милостивое утешение, слепых поводырь, плачущих радость, обижаемых помощник, немощных врач, грехами обуреваемых пристанище и скорый всех заступник, ты знаешь нашу немощь, знаешь и то, как лукавый на нас нападает. Мы нуждаемся в твоей помощи и заступничестве, нуждаемся в твоих молитвах, ходатайствах к Богу. Тебя, припадая, молим мы и молить не перестаем: молись о сохранении стада своего, которое многими трудами ты собрал, о людях, которых ты от души полюбил, для которых еще в этой жизни много трудился, чтобы избавить их от сети ловящих бесов, ищущих нашей погибели, и от людей лукавых. Ты ведь знаешь козни против нас лукавого, знаешь ведь нашу леность и уныние, знаешь, как природа наша легко поскальзывается и быстро устремляется ко злу. Потому мы молим тебя: как, когда ты был с нами в этой жизни, много о нас заботился, добиваясь полезного для нас, так и ныне подавай всем просимое для спасения и жизнь вечную. Благочестивым же нашим князьям способствуй бороться с врагами, да и мы в тишине их тихую и немятежную жизнь проживем. И всех, в пречистый храм сегодня приходящих и почитающих славное твое успение, сохрани и соблюди от всяких нападений вражеских невредимыми. Болезни облегчи, волны успокой, скорби прекрати и всех нас помилуй. Приди и стань среди нас невидимо и наши мольбы, через тебя Богу воссылаемые, прими и донеси их до творца и Бога нашего, чтобы мы получили прощение наших грехов в день Суда и вечных благ сподобились о Христе Иисусе, Господе нашем, Которому слава, держава, честь и поклонение с безначальным Его Отцом и Пресвятым и благим и животворящим Его Духом ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Преподобный Кирилл, игумен Белоезерский (в миру Косма) родился в Москве у благочестивых родителей. В юные годы он остался сиротой и жил у своего родственника, боярина Тимофея Васильевича Вельяминова, окольничего при дворе великого князя Димитрия Донского (1363 - 1389). Светская жизнь тяготила юношу. По просьбе преподобного Стефана Махрищского (+ 1406; память 14 июля) боярин отпустил Коcму в Симонов монастырь, где он и принял постриг от святого Феодора (+ 1395, память 28 ноября) с именем Кирилл. Иноческие послушания преподобный Кирилл исполнял под руководством старца Михаила, впоследствии епископа Смоленского. Ночью старец читал Псалтирь, а преподобный Кирилл клал поклоны, но по первому удару колокола шел к утрени. Он просил у старца дозволения вкушать пищу через 2 - 3 дня, но опытный наставник не разрешил этого, а благословил есть каждый день с братией, только не до сытости. Послушание преподобный Кирилл нес в хлебопекарне: он носил воду, колол дрова, раздавал хлеб. Когда преподобный Сергий Радонежский приходил в Симоновскую обитель, то прежде прочих посещал и с любовью беседовал с преподобным Кириллом. Из хлебопекарни преподобного Кирилла перевели в поварню, и святой говорил себе, смотря на пылающий огонь: "Смотри, Кирилл, не попасть бы тебе в вечный огонь". Девять лет трудился в поварне преподобный Кирилл и стяжал такое умиление, что не мог без слез вкушать хлеб, благодаря Господа. Избегая славы человеческой, преподобный временами стал юродствовать. В наказание за нарушение благочиния настоятель назначил ему в пищу на 40 дней хлеб и воду; преподобный Кирилл с радостью понес это наказание. Но как ни таил святой свою духовность, опытные старцы понимали его и против воли заставили принять сан иеромонаха . В свободное от служения время преподобный Кирилл ставил себя на чреду послушника и занимался тяжелыми работами. Когда святой Феодор был посвящен в архиепископа Ростовского, братия в 1390 году избрала преподобного Кирилла архимандритом обители.

Богатые и знатные люди стали посещать преподобного, чтобы слушать его наставления. Это смущало смиренный дух святого, и он, как ни упрашивала братия, не остался настоятелем, а затворился в своей прежней келлии. Но и здесь частые посетители беспокоили преподобного, и он перешел на старое Симонове. Душа преподобного Кирилла стремилась к безмолвию, и он молил Матерь Божию указать ему место, полезное для спасения. Однажды ночью, читая, как всегда, акафист перед иконой Божией Матери Одигитрии, он услышал голос: "Иди на Белоозеро, там тебе место".

В Белоезерской стороне, тогда глухой и малолюдной, он долго ходил в поисках места, которое в видении было предназначено для его пребывания. В окрестностях горы Мяуры у Сиверского озера он, вместе со своим спутником преподобным Ферапонтом (память 27 мая), поставил крест и выкопал землянку.

Преподобный Ферапонт вскоре удалился в другое место, и преподобный Кирилл не один год в одиночестве подвизался в подземной келлии. Однажды святой Кирилл, томимый странным сном, лег уснуть под сосной, но едва он закрыл глаза, как услышал голос: "Беги, Кирилл!" Только успел преподобный Кирилл отскочить, как сосна рухнула. Из этой сосны подвижник сделал крест. В другой раз преподобный Кирилл чуть не погиб от пламени н дыма, когда расчищал лес, но Бог хранил Своего угодника. Один крестьянин пытался поджечь келлию преподобного, но, сколько ни пытался, это ему не удавалось. Тогда со слезами раскаяния он исповедал свой грех преподобному Кириллу, который постриг его в монашество.

Из Симоновой обители к преподобному пришли любимые им иноки Зеведей и Дионисий, а затем Нафанаил, впоследствии келарь обители. Многие стали приходить к преподобному и просить удостоить их иночества. Святой старец понял, что время его безмолвия кончилось, В 1397 году он построил храм в честь Успения Пресвятой Богородицы .

Когда число братии умножилось, преподобный дал для обители устав общежития, который освящал примером своей жизни. В церкви никто не смел беседовать, никто не должен был выходить из нее прежде окончания службы; к святому Евангелию подходили по старшинству. За трапезу садились каждый на своем месте, и в трапезной была тишина. Из трапезной каждый молча шел в свою келлию. Никто не мог получать ни писем, ни подарков, не показав их преподобному Кириллу; без его благословения писем не писали. Деньги хранились в монастырской казне, ни у кого не было никакой собственности. Даже пить воду ходили в трапезную. Келлии не запирались, и в них, кроме икон и книг, ничего не держали. В последние годы жизни преподобного Кирилла боярин Роман решил подарить обители село и прислал дарственную грамоту. Преподобный Кирилл рассудил, что если обитель станет иметь села, то для братии начнутся заботы о земле, появятся поселенцы, иноческое безмолвие нарушится, и отказался от дара.

Господь наградил Своего угодника даром прозорливости и исцелений. Некто Феодор, поступив в обитель из любви к преподобному, потом так возненавидел его, что не мог смотреть на святого и порывался уйти из обители. Он пришел в келлию преподобного Кирилла и, взглянув на его седины, не мог от стыда выговорить ни слова. Преподобный сказал ему: "Не скорби, брат мой, все ошибаются во мне, ты один знаешь правду и все мое недостоинство; я действительно непотребный грешник". Затем преподобный Кирилл благословил Феодора и прибавил, что он более не будет смущаться помыслом; с тех пор Феодор спокойно жил в обители.

Однажды недостало вина для Божественной литургии , и пономарь сказал об этому святому. Преподобный Кирилл велел принести к нему пустой сосуд, который оказался полным вина. Во время голода преподобный Кирилл раздавал хлеб всем нуждавшимся, и он не кончался, несмотря на то, что обычно запасов едва хватало для братии.

Преподобный укротил бурю на озере, которая угрожала рыбакам, предсказал, что никто из братии не умрет до его кончины, несмотря на то, что свирепствовал мор, а после многие пойдут вслед за ним.

Свое последнее Богослужение преподобный совершил в день Святой Троицы . Завещав братии хранить любовь между собой, преподобный Кирилл блаженно почил на 90-м году своей жизни 9 июня 1427 года в день памяти тезоименного ему святителя Кирилла , архиепископа Александрийского. В первый же год по смерти преподобного из 53 человек братии скончались 30. Оставшимся преподобный часто являлся во сне с поддержкой и наставлением.

Преподобный Кирилл любил духовное просвещение и привил эту любовь своим ученикам. По описи 1635 года в монастыре числилось более 2 тысяч книг, среди них 16 "чудотворца Кирилла". Замечательными образцами духовного наставничества и руководства, любви, миролюбия и утешения являются дошедшие до нас три послания преподобного русским князьям.

Общерусское почитание преподобного началось не позднее 1447 - 1448 годов. Житие святого Кирилла было написано по поручению митрополита Феодосия и великого князя Василия Васильевича иеромонахом Пахомием Логофетом, который прибыл в Кириллов монастырь в 1462 году и застал многих очевидцев и учеников преподобного Кирилла, в том числе и преподобного Мартиниана (память 12 января), управлявшего тогда Ферапонтовым монастырем.

Дата публикации или обновления 01.11.2017

К оглавлению: жития святых

Преподобный Кирилл, игумен Белоезерский.

Преподобный Кирилл, игумен Белоезерский (в миру Косма) родился в Москве у благочестивых родителей. В юные годы он остался сиротой и жил у своего родственника, боярина Тимофея Васильевича Вельяминова, окольничего при дворе великого князя Димитрия Донского (1363-1389). Светская жизнь тяготила юношу.

Преподобный Кирилл Белозерский. Галерея икон .

По просьбе преподобного Стефана Махрищского († 1406; память 14 июля) боярин отпустил Косму в Симонов монастырь , где он и принял постриг от святого Феодора († 1394, память 28 ноября) с именем Кирилл. Иноческие послушания преподобный Кирилл исполнял под руководством старца Михаила, впоследствии епископа Смоленского. Ночью старец читал Псалтирь, а преподобный Кирилл клал поклоны, но по первому удару колокола шел к утрени. Он просил у старца дозволения вкушать пищу через 2-3 дня, но опытный наставник не разрешил этого, а благословил есть каждый день с братией, только не до сытости. Послушание преподобный Кирилл нес в хлебопекарне: он носил воду, колол дрова, раздавал хлеб.

Преподобный Кирилл Белозерский. Житийная икона (XIX век, происходит из Успенского собора Кирилло-Белозерского монастыря.). Многие клейма этой иконы. повествуют о чудесах преподобного.

Преподобный Кирилл Белоезерский. Средник житийной иконы начала XVI в. из Успенского собора Кирилло-Белоезерского монастыря. Дионисий . Государственный Русский музей (см. Иконография учеников Сергия Радонежского).

Избегая славы человеческой, преподобный временами стал юродствовать. В наказание за нарушение благочиния настоятель назначил ему в пищу на 40 дней хлеб и воду; преподобный Кирилл с радостью понес это наказание. Но как ни таил святой свою духовность, опытные старцы понимали его и против воли заставили принять сан иеромонаха. В свободное от служения время преподобный Кирилл ставил себя на чреду послушника и занимался тяжелыми работами. Когда святой Феодор был посвящен в архиепископа Ростовского, братия в 1390 году избрала преподобного Кирилла архимандритом обители.

Богатые и знатные люди стали посещать преподобного, чтобы слушать его наставления. Это смущало смиренный дух святого, и он, как ни упрашивала братия, не остался настоятелем, а затворился в своей прежней келлии. Но и здесь частые посетители беспокоили преподобного, и он перешел на старое Симоново. Душа преподобного Кирилла стремилась к безмолвию, и он молил Матерь Божию указать ему место, полезное для спасения. Однажды ночью, читая, как всегда, акафист перед иконой Божией Матери Одигитрии, он услышал голос: "Иди на Белоозеро, там тебе место".

Икона преподобных Сергия Радонежского и его учеников - святителя Феодора Симоновского и преподобного Кирилла Белоезерского. XIX век. Со страницы книги

В Белоезерской стороне, тогда глухой и малолюдной, он долго ходил в поисках места, которое в видении было предназначено для его пребывания. В окрестностях горы Мяуры у Сиверского озера он, вместе со своим спутником преподобным Ферапонтом (память 27 мая), поставил крест и выкопал землянку.

Икона преподобного Кирилла Белоезерского. Иконописец С. Бурлаков, конец XX века. Со страницы Храм – памятник славы Куликова поля книги Благословение преподобного Сергия.

Преподобный Ферапонт вскоре удалился в другое место, и преподобный Кирилл не один год в одиночестве подвизался в подземной келлии. Однажды святой Кирилл, томимый странным сном, лег уснуть под сосной, но едва он закрыл глаза, как услышал голос: "Беги, Кирилл!" Только успел преподобный Кирилл отскочить, как сосна рухнула. Из этой сосны подвижник сделал крест. В другой раз преподобный Кирилл чуть не погиб от пламени и дыма, когда расчищал лес, но Бог хранил Своего угодника. Один крестьянин пытался поджечь келлию преподобного, но, сколько ни пытался, это ему не удавалось. Тогда со слезами раскаяния он исповедал свой грех преподобному Кириллу, который постриг его в монашество.

Рака с мощами преподобного Кирилла Белозерского. Мощи преподобного почивают под спудом в Кирилловский церкви Кирилло-Белозерского монастыря.

Из Симоновой обители к преподобному пришли любимые им иноки Зеведей и Дионисий, а затем Нафанаил, впоследствии келарь обители. Многие стали приходить к преподобному и просить удостоить их иночества. Святой старец понял, что время его безмолвия кончилось. В 1397 году он построил храм в честь Успения Пресвятой Богородицы.

Когда число братии умножилось, преподобный дал для обители устав общежития, который освещал примером своей жизни. В церкви никто не смел беседовать, никто не должен был выходить из нее прежде окончания службы; к святому Евангелию подходили по старшинству. За трапезу садились каждый на своем месте, и в трапезной была тишина. Из трапезной каждый молча шел в свою келлию. Никто не мог получать ни писем, ни подарков, не показав их преподобному Кириллу; без его благословения писем не писали. Деньги хранились в монастырской казне, ни у кого не было никакой собственности. Даже пить воду ходили в трапезную. Келлии не запирались, и в них, кроме икон и книг, ничего не держали. В последние годы жизни преподобного Кирилла боярин Роман решил подарить обители село и прислал дарственную грамоту. Преподобный Кирилл рассудил, что если обитель станет иметь села, то для братии начнутся заботы о земле, появятся поселенцы, иноческое безмолвие нарушится, и отказался от дара.

Господь наградил Своего угодника даром прозорливости и исцелений. Некто Феодор, поступив в обитель из любви к преподобному, потом так возненавидел его, что не мог смотреть на святого и порывался уйти из обители. Он пришел в келлию преподобного Кирилла и, взглянув на его седины, не мог от стыда выговорить ни слова. Преподобный сказал ему: "Не скорби, брат мой, все ошибаются во мне, ты один знаешь правду и все мое недостоинство; я действительно непотребный грешник". Затем преподобный Кирилл благословил Феодора и прибавил, что он более не будет смущаться помыслом; с тех пор Феодор спокойно жил в обители.

Однажды недостало вина для Божественной литургии, и пономарь сказал об этому святому. Преподобный Кирилл велел принести к нему пустой сосуд, который оказался полным вина. Во время голода преподобный Кирилл раздавал хлеб всем нуждавшимся, и он не кончался, несмотря на то, что обычно запасов едва хватало для братии.

Преподобный укротил бурю на озере, которая угрожала рыбакам, предсказал, что никто из братии не умрет до его кончины, несмотря на то, что свирепствовал мор, а после многие пойдут вслед за ним.

Свое последнее Богослужение преподобный совершил в день Святой Троицы. Завещав братии хранить любовь между собой, преподобный Кирилл блаженно почил на 90-м году своей жизни 9 июня 1427 года в день памяти тезоименного ему святителя Кирилла, архиепископа Александрийского. В первый же год по смерти преподобного из 53 человек братии скончались 30. Оставшимся преподобный часто являлся во сне с поддержкой и наставлением.

Преподобный Кирилл любил духовное просвещение и привил эту любовь своим ученикам. По описи 1635 года в монастыре числилось более 2 тысяч книг, среди них 16 "чудотворца Кирилла". Замечательными образцами духовного наставничества и руководства, любви, миролюбия и утешения являются дошедшие до нас три послания преподобного русским князьям.

Общерусское почитание преподобного началось не позднее 1447-1448 годов. Житие святого Кирилла было написано по поручению митрополита Феодосия и великого князя Василия Васильевича иеромонахом Пахомием Логофетом, который прибыл в Кириллов монастырь в 1462 году и застал многих очевидцев и учеников преподобного Кирилла, в том числе и преподобного Мартиниана (память 12 января), управлявшего тогда Ферапонтовым монастырем.

Источник информации: http://www.patriarchia.ru

Преподобный Кирилл, игумен Белоезерский (в миру Косма) родился в Москве у благочестивых родителей. В юные годы он остался сиротой и жил у своего родственника, боярина Тимофея Васильевича Вельяминова, окольничего при дворе великого князя Димитрия Донского (1363-1389). Светская жизнь тяготила юношу. По просьбе († 1406; память 14 июля) боярин отпустил Косму в Симонов монастырь, где он и принял постриг от († 1394, память 28 ноября) с именем Кирилл. Иноческие послушания преподобный Кирилл исполнял под руководством старца Михаила, впоследствии епископа Смоленского. Ночью старец читал Псалтирь, а преподобный Кирилл клал поклоны, но по первому удару колокола шел к утрени. Он просил у старца дозволения вкушать пищу через 2-3 дня, но опытный наставник не разрешил этого, а благословил есть каждый день с братией, только не до сытости. Послушание преподобный Кирилл нес в хлебопекарне: он носил воду, колол дрова, раздавал хлеб. Когда приходил в Симоновскую обитель, то прежде прочих посещал и с любовью беседовал с преподобным Кириллом. Из хлебопекарни преподобного Кирилла перевели в поварню, и святой говорил себе, смотря на пылающий огонь: "Смотри, Кирилл, не попасть бы тебе в вечный огонь". Девять лет трудился в поварне преподобный Кирилл и стяжал такое умиление, что не мог без слез вкушать хлеб, благодаря Господа. Избегая славы человеческой, преподобный временами стал юродствовать. В наказание за нарушение благочиния настоятель назначил ему в пищу на 40 дней хлеб и воду; преподобный Кирилл с радостью понес это наказание. Но как ни таил святой свою духовность, опытные старцы понимали его и против воли заставили принять сан иеромонаха. В свободное от служения время преподобный Кирилл ставил себя на чреду послушника и занимался тяжелыми работами. Когда святой Феодор был посвящен в архиепископа Ростовского, братия в 1390 году избрала преподобного Кирилла архимандритом обители.

Богатые и знатные люди стали посещать преподобного, чтобы слушать его наставления. Это смущало смиренный дух святого, и он, как ни упрашивала братия, не остался настоятелем, а затворился в своей прежней келлии. Но и здесь частые посетители беспокоили преподобного, и он перешел на старое Симоново. Душа преподобного Кирилла стремилась к безмолвию, и он молил Матерь Божию указать ему место, полезное для спасения. Однажды ночью, читая, как всегда, акафист перед иконой Божией Матери Одигитрии, он услышал голос: "Иди на Белоозеро, там тебе место".

В Белоезерской стороне, тогда глухой и малолюдной, он долго ходил в поисках места, которое в видении было предназначено для его пребывания. В окрестностях горы Мяуры у Сиверского озера он, вместе со своим спутником (память 27 мая), поставил крест и выкопал землянку.

Преподобный Ферапонт вскоре удалился в другое место, и преподобный Кирилл не один год в одиночестве подвизался в подземной келлии. Однажды святой Кирилл, томимый странным сном, лег уснуть под сосной, но едва он закрыл глаза, как услышал голос: "Беги, Кирилл!" Только успел преподобный Кирилл отскочить, как сосна рухнула. Из этой сосны подвижник сделал крест. В другой раз преподобный Кирилл чуть не погиб от пламени и дыма, когда расчищал лес, но Бог хранил Своего угодника. Один крестьянин пытался поджечь келлию преподобного, но, сколько ни пытался, это ему не удавалось. Тогда со слезами раскаяния он исповедал свой грех преподобному Кириллу, который постриг его в монашество.

Из Симоновой обители к преподобному пришли любимые им иноки Зеведей и Дионисий, а затем Нафанаил, впоследствии келарь обители. Многие стали приходить к преподобному и просить удостоить их иночества. Святой старец понял, что время его безмолвия кончилось. В 1397 году он построил храм в честь Успения Пресвятой Богородицы.

Когда число братии умножилось, преподобный дал для обители устав общежития, который освещал примером своей жизни. В церкви никто не смел беседовать, никто не должен был выходить из нее прежде окончания службы; к святому Евангелию подходили по старшинству. За трапезу садились каждый на своем месте, и в трапезной была тишина. Из трапезной каждый молча шел в свою келлию. Никто не мог получать ни писем, ни подарков, не показав их преподобному Кириллу; без его благословения писем не писали. Деньги хранились в монастырской казне, ни у кого не было никакой собственности. Даже пить воду ходили в трапезную. Келлии не запирались, и в них, кроме икон и книг, ничего не держали. В последние годы жизни преподобного Кирилла боярин Роман решил подарить обители село и прислал дарственную грамоту. Преподобный Кирилл рассудил, что если обитель станет иметь села, то для братии начнутся заботы о земле, появятся поселенцы, иноческое безмолвие нарушится, и отказался от дара.

Господь наградил Своего угодника даром прозорливости и исцелений. Некто Феодор, поступив в обитель из любви к преподобному, потом так возненавидел его, что не мог смотреть на святого и порывался уйти из обители. Он пришел в келлию преподобного Кирилла и, взглянув на его седины, не мог от стыда выговорить ни слова. Преподобный сказал ему: "Не скорби, брат мой, все ошибаются во мне, ты один знаешь правду и все мое недостоинство; я действительно непотребный грешник". Затем преподобный Кирилл благословил Феодора и прибавил, что он более не будет смущаться помыслом; с тех пор Феодор спокойно жил в обители.

Однажды недостало вина для Божественной литургии, и пономарь сказал об этому святому. Преподобный Кирилл велел принести к нему пустой сосуд, который оказался полным вина. Во время голода преподобный Кирилл раздавал хлеб всем нуждавшимся, и он не кончался, несмотря на то, что обычно запасов едва хватало для братии.

Преподобный укротил бурю на озере, которая угрожала рыбакам, предсказал, что никто из братии не умрет до его кончины, несмотря на то, что свирепствовал мор, а после многие пойдут вслед за ним.

Свое последнее Богослужение преподобный совершил в день Святой Троицы. Завещав братии хранить любовь между собой, преподобный Кирилл блаженно почил на 90-м году своей жизни 9 июня 1427 года в день памяти тезоименного ему святителя Кирилла, архиепископа Александрийского. В первый же год по смерти преподобного из 53 человек братии скончались 30. Оставшимся преподобный часто являлся во сне с поддержкой и наставлением.

Преподобный Кирилл любил духовное просвещение и привил эту любовь своим ученикам. По описи 1635 года в монастыре числилось более 2 тысяч книг, среди них 16 "чудотворца Кирилла". Замечательными образцами духовного наставничества и руководства, любви, миролюбия и утешения являются дошедшие до нас три послания преподобного русским князьям.

Общерусское почитание преподобного началось не позднее 1447-1448 годов. Житие святого Кирилла было написано по поручению митрополита Феодосия и великого князя Василия Васильевича иеромонахом Пахомием Логофетом, который прибыл в Кириллов монастырь в 1462 году и застал многих очевидцев и учеников преподобного Кирилла, в том числе и (память 12 января), управлявшего тогда Ферапонтовым монастырем.

Похвальное слово преподобному Кириллу Белозерскому опубликовано в "Журнале Московской Патриархии", 1977, № 12.

Иконописный подлинник
	Русь. 1424. Прп. Кирилл Белозерский. По преданию написана преподобным Дионисием Глушицким в 1424 г., но, возможно, икона второй половины XV в. 28 х 24. Икона из Успенского собора Кирилло-Белозерского монастыря. ГТГ. Москва.
	Москва. Н. XVI. Прп. Кирилл Белозерский. Мастерская Дионисия. Икона. Москва. Начало XVI в. Областной краеведческий музей. Вологда.

Эта книга посвящена трем столпам русского православного аскетизма: Кириллу Белозерскому, Нилу Сорскому и Михаилу Новоселову. Они жили в разное время, но между собою очень тесно связаны. Оставшись верными святоотеческой традиции православия среди распрей и потрясений, они внутренне отреклись от мира и вступили врадикальный конфликт со своей эпохой. Против церковного официоза. Против власти. Против лжи, насилия, малодушия и слабости. Против духа мира сего. Именно этой аскетической православной традиции нужно приписать само сохранение православия в России до наших дней. Именно такие истории и судьбы лучше всяких учебников веры дают понимание того, что такое христианство и что значит быть православным христианином.

Из серии: Книги жизни

* * *

компанией ЛитРес .

Идеал безмолвия. Житие Кирилла Белозерского

Кирилло-Белозерский монастырь – это крепость XVI века, одновременно тяжелая и элегантная, на которую засматриваешься то с противоположного берега озера Сиверское, то прямо с горы Мауры, откуда, по преданию, впервые увидел это место сам преподобный Кирилл, основатель монастыря. В такие моменты не думаешь, что созерцаемый памятник архитектуры – возведенное благодарными потомками тяжелое надгробие на могиле всего того, что сам Кирилл считал и монашеством, и христианством, и целью человеческой жизни. А в могилу все это сошло еще в первое десятилетие после его смерти, так что в XVI веке лишь придавили как следует, чтобы уж точно не воскресло.

Впрочем, это как посмотреть. Монашеству нет надобности воскресать, так как оно – бессмертная душа человеческого общества – никогда и не умирает. Об этом написал во II веке неведомый христианский автор «Послания к Диогнету»: «Что душа в теле, то в мире – христиане». Если бы он писал в более поздние времена, когда христианами стали называть всех подряд, то он бы сказал тут о монашестве – но, разумеется, монашестве внутреннем, которое не обязательно совпадает с монашеством внешним.

Поэтому под стенами и башнями Кирилло-Белозерского монастыря погребено не монашество, а только одно из тел, в которых оно когда-то обитало – тело самого Кирилла и созданной им монашеской общины. Теперь можно вернуться к благодушному настроению и снова начинать любоваться стенами и башнями монастыря XVI века, понимая, что это – роскошная рака, поставленная над святыми мощами. Получилось немножко по-евангельски, когда дети пророкоубийц украшают гробы пророков (Мф. 23, 29–32), но теперь здесь давно уже нет ни пророков, ни их убийц, а есть общедоступный музей.

А душа, то есть само монашество, остается доступным повсюду, потому что оно не умирает и никаким историческим телом не ограничивается. Другое дело, что оно никому не нужно. Ну, почти никому. Кому-то все-таки нужно.

Зачем знать о Кирилле Белозерском?

Кирилл Белозерский может сильно помочь. Для современной интеллигенции он «социально близкий»: любил то, что любит она (книжки, науки, врачебную практику), не любил то, что она, как считает, должна не любить (деньги, корысть, начальственное самодурство). В то же время он вполне «настоящий» – настоящий монах, настоящий святой (это одно и то же). И даже такая редкая для средневекового человека, но типичная для человека нашего времени деталь биографии: ко всем решениям, радикально меняющим жизнь, Кирилл приходил очень поздно, а не так, как было принято в образцовой монашеской карьере того времени. Даже монахом он стал не в 18 лет или ранее (канонически допустимый возраст для пострижения – 13 лет), а уже за 30. Поэтому, наверное, ему и пришлось жить так необыкновенно долго: его 90 лет в год кончины, 1427-й, соответствовали бы сегодня какому-нибудь 110-летнему возрасту. Он жил, как это рекомендуется в России, очень долго, и поэтому до всего дожил.

Святой Апостол Павел. Андрей Рублев, около 1410

Никогда не было и не будет такого общественного устройства, которое располагало бы к христианской жизни (а не ее суррогатам), то есть к истинному монашеству. Не только в государстве, но даже в семье. Еще апостол Павел об этом предупреждал: «Вси хотящии благочестно жити о Христе Иисусе гоними будут» (2 Тим. 3, 12). А еще у христианской жизни есть внутренняя сторона, которая большинству людей неизвестна настолько, что они о ней даже не подозревают, причем зачастую и даже те, кто сами являются специалистами по Византии или Древней Руси. То и другое – и внутренняя, и внешняя сторона христианства – это то, о чем имеет смысл спросить Кирилла Белозерского. Он из числа тех не очень многих святых, о личной жизни которых известно многое.

Путь к монашеству

Впрочем, начальный и, может быть, главный момент в жизни Кирилла нам известен только как факт, но без всякого объяснения и контекста: в возрасте двенадцати лет он захотел стать монахом. О самом этом факте Кирилл рассказывал, а о своих побуждениях, видимо, нет. Он был сиротой из знатной семьи, потерявшим своих родителей еще в младенчестве. Мальчика Козьму (имя Кирилла до монашества) воспитывал души в нем не чаявший родственник, окольничий Тимофей Васильевич Вельяминов, одно из первых лиц великокняжеского двора. В отличие от своего старшего современника, а затем и старшего духовного друга, Сергия Радонежского, отрок Козьма учился хорошо, и создается впечатление, что ему все в мирских делах удавалось, за что бы он ни брался. Не удавалось только принять монашество. Он вырос и стал в доме Вельяминовых кем-то вроде домоправителя, и Тимофей Васильевич явно рассчитывал иметь в нем опору в старости. Так оно и вышло, но несколько на другой манер, еще лучше, чем воображалось Тимофею Васильевичу. «Блажен иже имать семя в Сионе и южики (родственники) во Иерусалиме», – говорит пророк Исайя (Ис., 31, 9) как раз о тех, чьи родственники стали монахами.

Тем временем годы шли, а от мирского образа жизни, противоестественного для человека его настроения, избавиться не удавалось. Будущему Кириллу было уже за 30, он подходил к тому возрасту, который и тогда считался серединой земного жития, в соответствии с определением Псалмопевца: «Дние лет наших, в нихже седмьдесят лет, аще же в силах, осмьдесят лет, и множае их труд и болезнь» (Пс. 89, 10). Он делал попытки обращаться в разные монастыри, но никто его не принимал и не постригал, опасаясь гнева Вельяминова. Это будет вечное проклятие России, которое едва смогут преодолеть к концу XIX века: высшее общество нелегко отпускало человека в монахи – разве что в виде наказания, особенно для замены смертной казни. В Византии эта проблема не имела такой остроты.

Козьме помог случай: как-то в Москву пришел игумен Махрищского монастыря, что под городом Александровым, старец Стефан. Старцу было, видимо, слегка за сорок и, во всяком случае, едва ли больше пятидесяти, так что по возрасту он отличался от Козьмы не особенно сильно. Но по опыту монашеской жизни, начатой им с юных лет, он отличался уже существенно. Это был тот самый близкий друг и соратник Сергия Радонежского, которого мы сейчас поминаем как преподобного Стефана Махрищского. Стефан понял проблему и понял, что если она имеет решение – то лишь авантюрное. Он постриг Козьму с именем Кирилла (точнее, облачил в рясофор, но мы тут не будем обсуждать разные подробности типов монашеского пострига), а Вельяминова потом просто поставил перед фактом.

Все было проделано – то ли специально, то ли по некоему промыслительному совпадению – с особым цинизмом. Тимофей Васильевич предавался своему обычному послеобеденному сну, когда Стефан постучал к нему в дом. Стефана все уважали, и он был немедленно принят. Целью его визита оказалось сообщить добрую, но непонятную весть: «Богомолец ваш Кирилл благословляет вас». Тимофей Васильевич не мог не спросить, а кто такой этот Кирилл… И дальше последовала сцена, о которой осторожный агиограф XV века, Пахомий Серб, или Логофет, дает понять, что немой ее не назовешь: Тимофей Васильевич изрек «некая досадительная» игумену Стефану, то есть, надо полагать, отреагировал в высшей степени эмоционально. Игумен не остался в долгу и хлопнул дверью, не упустив случая припечатать евангельской цитатой про «отрясение праха дому того от ног своих» (Мф. 10, 14). Впрочем, игумен наверняка понимал, что окольничему надо просто поостынуть. И действительно, он остыл очень быстро, так как сразу вмешалась его жена, Ирина (как полагает Г.М. Прохоров, она могла быть и свидетельницей этой сцены). Она сильно испугалась за судьбу своего мужа и своего дома после таких прощальных слов Стефана. Видимо, она очень быстро объяснила своему мужу, что он был неправ, и тот послал за Стефаном и извинился, а Козьму-Кирилла оставил жить в покое.

Стефан отвел Кирилла в недавно основанный в Москве Симонов монастырь, вручив его – видимо, хорошо ему знакомому – тамошнему архимандриту и основателю монастыря Феодору, племяннику Сергия Радонежского. Дата основания Симонова монастыря известна приблизительно: около 1370 года; год рождения Кирилла известен с точностью до одного года, 1337-й. Получаем, что монашескую жизнь Кирилл начал в возрасте около 33 лет. С архимандритом Симонова монастыря Кирилл был почти одного возраста, но тут, разумеется, главную роль играл не физический возраст, а монашеский опыт, так что Кирилл с готовностью – и очевидной для себя пользой – подчинялся старшему по монашескому званию. Для постоянного обучения в монашеской жизни архимандрит Феодор отдал Кирилла в послушание другому «старцу» того же возраста – Михаилу. Феодор впоследствии станет епископом Ростовским (в 1388-м), а Михаил – епископом Смоленским (в 1383-м). Судя по тому, что Михаила похоронят в Троице-Сергиевой лавре, он тоже считался учеником Сергия Радонежского. Оба епископа будут почитаться во святых. При жизни, еще даже прежде епископства, оба они были, мягко говоря, по уши втянуты в тогдашнюю церковную политику. Кирилл в нее непосредственно ввязываться не будет, но все его монашество будет развиваться в ее русле – в русле церковной политики именно той партии, которую составляли все эти монахи круга Сергия Радонежского.

Исихазм духовный и политический

Тогдашние церковные споры и интриги относительно будущего духовного пути Московской Руси – это отдельная остросюжетная история, достойная пера Александра Дюма. Выбор стоял между сохранением (и, значит, усилением – тут по-другому нельзя) ориентации на Византию или замыканием внутри московского пространства (разделением Киевской митрополии на две кафедры, отдельно на территории Великого Княжества Литовского и отдельно на территории восточно-русских княжеств, с установлением новой митрополии в Москве под полным контролем русского великого князя). Как раз в это время Византия была страной победившего исихазма (от слова «исихия» – «безмолвие»), то есть того самого созерцательного и «внутреннего» монашества, идеалам которого посвятили свою жизнь и Сергий Радонежский, и Феодор, и Михаил из Симонова монастыря, и Стефан Махрищский, и Кирилл – будущий Белозерский.

Эти идеалы – казалось бы, изначально монашеские и очень далекие от мира – повлияли тогда и на все церковное, и даже на все гражданское устройство. Чтобы долго не говорить, в чем они состояли, русскому читателю достаточно просто показать, и даже не показать, а напомнить: это то, что изображается на иконах Феофана Грека и Андрея Рублева. Эти иконописцы писали очень по-разному, но есть между ними нечто общее: то отношение, в которое они ставят молящегося перед иконой (да, молящегося, а не просто зрителя) к реальности, которая через икону проступает. Написанные ими иконы учат, как сохранить это отношение после того, когда перестаешь смотреть на икону. Икона тут – не только священный символ и божественная реальность как таковая, но и техническое средство, помогающее внутреннему вниманию продолжать тот диалог, которым является внутренняя молитва. Перед иконой ты можешь стоять только иногда, но молиться ты должен всегда: даже когда ты чем-то занят внешне, ты должен молиться внутренне.

Великий князь Димитрий поначалу увлекся идеей создания пусть и в два раза меньшей, но зато «своей» Московской митрополии вместо большой Киевской, которую приходилось делить с Литвой. Это был бы шаг к тому московскому церковному сепаратизму, который в итоге и будет сделан, но гораздо позже, окончательно лишь в 1467 году. Тогда произошел официальный разрыв Москвы с Константинополем и Киевом, а затем отлучение Московской церкви Константинопольским патриархом. Это отлучение будет снято только в 1560 году, после отказа митрополита Московского Макария от автокефалии Москвы и принятия им титула экзарха Константинопольского патриарха; каноническая автокефалия Москвы будет установлена только вместе с установлением патриаршества в 1589–1590 годах. (Хронология устанавливается на основании документов, опубликованных впервые в 1901 и 1976 годах и не бывших известными нашим классическим церковным историкам XIX века.)

Начиная с периода раскола 1467–1560 годов Московская церковь начнет пожирать своих лучших духовных чад и уже никогда не оправится вполне. Но тогда, в эпоху Куликовской битвы (1380), сплоченная позиция «византийской» партии с ее духовным лидером, Сергием Радонежским, убедила князя полностью переменить свое мнение. Убеждали, конечно, не одними только разговорами и молитвами, но и вполне активными политическими действиями и, можно даже сказать, интригами. Убеждали добровольно, но принудительно, правда, без смертоубийств, хотя проигравшая партия обвиняла победителей и в убийстве своего лидера – несостоявшегося митрополита Митяя (зато победители склонялись к версии, что он если и был убит, то молитвами множества русских людей, не желавших его на митрополию). Но так в Московской Руси временно – лет на пятьдесят – восторжествовала «Византия», и так начались десятилетия самого близкого за всю историю России приближения к идеалу «Святой Руси». Среди создателей этого периода духовного процветания были учителя Кирилла, а сам он оказался уже одним из главных деятелей на этом новооткрывшемся поприще.

Как брать от жизни все и самое лучшее

На фоне такой борьбы проходил новый период жизни Кирилла, который займет 20 лет. Мы бы назвали его периодом «нормального» монашества, потому что то, что начнется дальше, нормальным уже не назовешь. Еще точнее было бы назвать этот двадцатилетний период не «нормальным», а «хрестоматийным»: в него уместились все хрестоматийные примеры как хорошего, так и плохого, что обычно сопровождает внешне благоустроенный монашеский быт.

Тут надо понимать, что если монашеский быт вообще хоть как-то может быть благоустроенным, то только внешне, потому что внутреннюю борьбу не только никто не отменял, но в ней как раз и состоит смысл монашества. Но и это внешнее благоустройство, прежде всего, опасно, и лишь во вторую очередь может быть (если повезет) полезно.

В первые годы монашества Кирилл успешно трудился в поварне и пекарне. Это даже в современном монастыре, даже, скажем, в изобилующей кухонной техникой Америке, где тоже есть православные монастыри, – довольно тяжелый физический труд. Но Кириллу это очень нравилось. У него оставалось время на чтение духовных книг, а такой его образ жизни очень способствовал усвоению прочитанного. В какой-то момент ему стало казаться, что все же физические труды слишком отвлекают его от созерцательной молитвы, и тут как раз архимандрит забрал его на послушание, связанное с писанием книг. Довольно скоро Кирилл об этом пожалел, так как понял, что при более свободном образе жизни он начинает слишком много рассеиваться. А тут как раз и архимандрит вернул его в поварню, где он провел еще девять лет. Там его посещал и Сергий Радонежский, который время от времени навещал монастырь своего племянника, причем, если верить записанным Пахомием Логофетом преданиям кирилло-белозерской братии, Сергий шел прямиком в поварню к Кириллу и проводил в беседе с ним долгое время, а уж только потом шел к Феодору.

В этом рассказе важно не только то, что Кирилл мог что угодно думать о сравнительной полезности для себя тех или иных послушаний, но сам ни о чем никого не просил, а только принимал те назначения, которые ему давали. Это азбука монашеского поведения. Если держаться этого принципа, то гарантированно получаешь все только самое лучшее, все только высшего сорта, а если и получаешь что-то не лучшее – то только тогда, когда тебе надо ткнуться носом и, наконец, убедиться, что лучшее – это не то, чего ты хотел. Если это понимать, то и сам не захочешь проявлять своеволие, а захочешь делать только то, что тебе указывают по воле Божией. Это правило трудно, но отчасти возможно и даже необходимо применять к себе и тем, кто живет вне монастыря: у каждого есть какой-то круг обязанностей, которые он должен исполнять в соответствии со своим жизненным призванием (поэтому так важно понимать, какое же лично у тебя жизненное призвание).

Депривации

Более важно в этом рассказе то, что тяжелые условия жизни и труда нужны для понимания духовных книг. Труд в поварне был довольно уединенным, но с постоянными перепадами жары и холода, с постоянным недосыпом, да еще и, само собой, с постоянным недоеданием (Кирилл, естественно, старался вести постнический образ жизни). Депривация сна, депривация пищи, депривация общения (тот самый «информационный голод», который не чужд даже коровам, норовящим вылезти к железнодорожному полотну), – это не говоря уж о «депривации» (тут надо в кавычках) всяких греховных страстей, которые, с точки зрения христианской антропологии, суть противоестественные все, а не только некоторые.

Во все времена, а не только теперь, были люди, которым такой режим противопоказан по причине наличия у них соматических или психических заболеваний. Для них само терпение болезней – безропотное и с пониманием их как духовного лекарства, хотя бы и горького, – будет хорошей заменой такой вот специальной аскетики. Но остальным вся эта «специальная аскетика» нужна. И даже не только для обучения молитве и понимания святоотеческих книг, в которых об этом написано, а даже для понимания Евангелия, если только есть задача его понимания в качестве именно религиозного текста. Не стоит забывать, что и Евангелия были написаны религиозными фанатиками, готовившимися к мученической смерти за то, о чем они написали, и эту смерть, как правило, получавшими. В их общинах была тоже жесткая аскетика, даже если они и не следовали примеру Иоанна Крестителя. Ведь даже Иисус Христос зачем-то провел сорок дней в пустыне, зачем-то молился по ночам вместо сна и вообще совершал разные поступки, которые выпали из обихода современных интеллигентных верующих.

Можно объяснить еще и так. Изучая математику или физику, никто из нас не думает, будто можно понять соответствующие учебники, не решая задач. Задачки из учебников разминают наш мозг, в который иначе просто не поместятся смыслы формул, даже если мы их выучим наизусть. Точно так же требуется особая разминка мозга (и вообще человеческого организма) для понимания духовных смыслов, и это касается чтения не только специальных аскетических трактатов, но даже Евангелия. Конечно, во все века существовали в избытке такие люди, которые все подобные книги читали и толковали, но даже пальцем не шевелили, чтобы что-либо из них исполнять. Но таких людей обычно считали лицемерами, и цену их толкованиям знали. Главное, они и сами себя считали лицемерами, но по каким-то причинам думали, что так можно. В новейшее время появились люди нового типа, которые без всякого лицемерия, совершенно искренне полагали, что можно понимать Евангелие или даже и вовсе любить ближнего без всякого изнурения плоти и ума. Количество таких людей – легион, а имя им – интеллигенция.

Понятно, что Кирилл, при всех своих интеллектуальных интересах, о которых мы еще поговорим, таким человеком не был. Как мы уже заметили, он понимал необходимость изнурения плоти, а точнее, необходимость дисциплины – а для этого тоже некоторого изнурения – ума. Дело в том, что и само изнурение плоти нужно только для изнурения ума.

Медитации

Самое очевидное объяснение этой необходимой для монаха постоянной занятости, конечно, состоит в том, что нужно избегать праздности, порождающей все пороки, и нужно изнурять плоть, чтобы она поменьше воевала на дух. Даже из этого объяснения видно, что плотское делается для духовного. Но главное состоит в том, что привязанность нашего размышления к работе, пусть даже механической, становится якорем для ума (выражение из монашеского лексикона IV века): ум из-за этого еще не может остановить свое непрестанное блуждание, но перестает носиться совсем уже где попало.

Тут самое время спросить: а зачем, собственно, это нужно – ставить ум на якорь? Ответ: чтобы быть с Богом.

Это, кстати, должно быть очевидно для интеллигентного человека. Мы ведь очень не любим, когда наш собеседник постоянно отвлекается от нашего с ним разговора, отворачивается от нас, отбегает куда-то, звонит по мобильнику (а может быть, еще и говорит с полным ртом, сплевывает шелуху от семечек…). Мы не ожидаем от такой формы диалога особенной эффективности. Если мы сами так же ведем себя с Богом, то тоже особого взаимопонимания не наладится. Но попробуй-ка вести себя с Богом иначе, то есть молиться со вниманием. А если еще и молиться постоянно, то есть постоянно иметь некую память Божию? Очевидно, что для этого нужно как-то меняться, и очевидно, что это делается постепенно и как-то не очень просто. Кстати, очевидно и другое: что опыт сколько-нибудь внимательной молитвы или сколько-нибудь постоянной памяти Божией в течение дня – это опыт, совершенно выходящий за рамки общечеловеческих представлений, так как при нормальной человеческой жизни он совершенно недоступен. Из обычной жизни с ее рассеянностью ума, прыгающего по случайным объектам, увлекаемого случайными мелодиями, договаривающего случайные оборванные или не состоявшиеся диалоги, его просто не увидать. Но это именно тот опыт, ради которого Кирилл был так привязан к своей поварне и который он стал понемногу терять, перейдя к более свободной жизни офисного работника.

Для освобождения ума от всего того мусора, которым он обычно переполняется, если его ничем не отгораживать, как раз и нужны все переносившиеся Кириллом депривации. А для заполнения ума тем, для чего ум изначально был предназначен, нужно то, что теперь называлось бы «медитации». В языке латинского монашества первого тысячелетия meditatio – эквивалент греческого монашеского термина «мелети», обычно переводившегося на славянский как «поучение». «Сокровенное поучение», которое монах должен всегда носить в сердце своем (а иначе лучше бы ему и не становиться монахом), – это не столько размышление о чем-то полезном для души (хотя и без него обойтись нельзя), сколько, прежде всего, внутренняя молитва, обычно опирающаяся на какие-нибудь молитвенные слова. Монашество эпохи Кирилла предпочитало для этого формулы «Господи Исусе Христе Сыне Божий, помилуй мя» или «Господи Исусе Христе Боже наш, помилуй мя».

Если мы просто повторим эти формулы, то едва ли – разве что особым чудом – поймем, что так гнало Кирилла в поварню. Но если повторять их молитвенно и со вниманием, не оставляя своих житейских обязанностей и, наряду с этой медитацией, не забывать и о депривациях, – то, возможно, мы узнаем нечто иное. Во всяком случае, Кирилл-то узнал.

В этот момент внимательный, но скептически настроенный читатель уже готов мне поверить, что монашество в норме построено вовсе не на садистическо-мазохистических отношениях, до которых оно так часто извращается. Такой читатель теперь, возможно, будет склонен считать, что подлинное, а не извращенное монашество сродни особой форме наркомании, когда организм переключается в режим стабильного вырабатывания эндорфинов (которые, как известно, сродни опиатам). Биохимически он, возможно, будет прав, но тут дело совершенно не в биохимии, потому что тут дело не в эмоциях. Даже люди, испытывающие положительные эмоции от встречи друг с другом, все-таки могут и должны понимать – хотя это и не всегда так бывает, – что главное тут не их эмоции, а сам факт их встречи и сам факт их существования. Почему же и с Богом не быть тому же самому?

Маленькие хитрости

Но внимательная христианская жизнь никогда не обходится без противопоставления себя коллективу, особенно если этот коллектив сам себя считает христианским. Чтобы этого противопоставления не возникло, не существует вообще никаких средств. Нельзя избежать неизбежного. Существуют разные пути, чтобы возникающее тут напряжение как-то ослабить или переработать. Разумеется, на все случаи жизни средств нет. Монахам положено скрывать друг от друга (за исключением своего духовника) свою духовную жизнь, и Кириллу на его поваренном послушании при отличном от всех режиме дня это делать было легче. Он довольно много лет успешно держался. Но в не очень большом общежитии невозможно сделать так, чтобы про тебя вообще ничего не знали, да и архимандрит Феодор, у которого как раз тогда (конец 1370-х гг.) стало возникать особенно много церковно-политических дел, видимо, уже начинал перекладывать на Кирилла какие-то ответственные поручения. Феодор должен был знать о духовном устроении Кирилла и от своего дяди – Сергия Радонежского.

Это означало, что давшееся с такими трудами равновесие с окружающей средой непоправимо нарушено. Необходимо что-то менять. Скорее всего, проблемы совсем уже обострились после того, как Кирилл лишился своего старца Михаила, которого забрали на Смоленское епископство (1383). Кирилл лишился привилегии ничего не решать самому, а обо всем спрашивать старца. А тут как раз надо было что-то решать.

В таких случаях чаще всего выбирают стратегию минимизации внешних перемен: ты стараешься оставаться на своем прежнем месте, но теперь как-то корректируешь поведение. Этим путем пошел и Кирилл.

Он локализовал главную проблему – особое отношение к нему со стороны архимандрита. И выбрал соответствующую стратегию – начал специально его сердить и с ним ссориться. Житие, написанное Пахомием Логофетом, сообщает об этой истории как-то туманно, но мы можем, во всяком случае, понять, что солидный мужчина в возрасте под 50 начал как-то нарочито чудить, демонстративно нарушая монастырскую дисциплину. Пахомий пишет, будто целью Кирилла было получать монастырские наказания (епитимии) в виде постов и поклонов, которые он таким образом мог невозбранно совершать, ни от кого не таясь и не опасаясь выглядеть чересчур аскетичным. Отчасти оно, может, и так. Но все же тут трудно не увидеть, что в первую очередь такое поведение било по особому положению Кирилла в монастыре, которое уже начало формироваться из-за слишком уважительного отношения к нему настоятеля.

Может, с другим настоятелем этот фокус с юродством бы и удался, но Феодор был и сам не промах в монашеских хитростях. Довольно скоро он раскусил Кирилла и перестал назначать епитимии за его нелепые поступки, а тогда пропал и смысл в том, чтобы их совершать. Опыт юродства потерпел неудачу. Кирилл смирился со своим превращением в правую руку настоятеля. А еще через несколько лет ему пришлось смириться и с тем, чтобы стать настоятелем самому: теперь уже и Феодора забрали на епископство (исихастская партия нуждалась в верных людях для замещения епископских кафедр), а к тому времени (1388) Кирилл был уже для всех очевидным преемником первого настоятеля и основателя монастыря.

Монашеская карьера Кирилла развивалась классическим путем – он заслуженно рос в должностях, начиная с самого низа, – и, наконец, к пятидесяти годам достигла пика: он сам стал настоятелем.

Опять политика

Кирилл пробыл настоятелем около двух лет, после чего добровольно сложил полномочия и вернулся в число рядовых монахов. Хороший, но тенденциозный и уже не очень осведомленный агиограф святого Кирилла, Пахомий Логофет, ограничивается благочестивым объяснением этого поступка Кирилла – его стремлением к безмолвию. Но Пахомий писал через 35 лет после смерти Кирилла, в 1461–1462 годах, специально приехав для этого в Кирилло-Белозерский монастырь, чтобы собрать там местные предания о преподобном. Про обстановку в Симоновом монастыре там не знали, а сам он копать глубоко не стал. Между тем можно сказать с уверенностью, что из-за любви к безмолвию Кирилл постарался бы не принимать настоятельства, но, приняв, не стал бы от него отказываться. Самому отказываться от послушаний – это был не его стиль, да и на севере он потом вполне успешно будет игуменствовать. Поэтому приходится думать, что он оставил настоятельство в Симоновом монастыре только по совершенной невозможности управлять. Он не захотел быть номинальным архимандритом, которого никто не слушает. А может, его и вовсе «попросили» от имени нового великого князя Василия. Это подтверждается прочими данными.

Новым архимандритом надолго стал Сергий Азаков, один из близких сподвижников несостоявшегося митрополита Митяя и, таким образом, видный представитель противоположной исихастам партии. Епископом (Рязанским) он станет еще нескоро, не ранее 1409 года, а в обстановке конца XIV века влияния жившего в Москве главного епископа Московской и Литовской Руси митрополита Киевского Киприана († 1406) хватало на то, чтобы не допустить антиисихастскую партию к архиерейству, – но, видимо, после смерти в 1389 году Димитрия Донского при новом великом князе Василии I побежденная партия сразу же перешла в небезуспешное контрнаступление. Перемена Симоновского игумена была одной из первых ее побед, которая могла быть вырвана у святого митрополита Киприана только насильно.

В качестве рядового монаха Кирилла в покое не оставили. Тогда он попытался переселиться из НовоСимонова монастыря в стоявший неподалеку заброшенный Старо-Симонов (в 1378–1379 годах, когда исихасты ненадолго попали в опалу у великого князя, Симонов монастырь был закрыт, но вскоре князь разрешил открыть его заново, однако почему-то не на прежнем месте). Все монашествующие очень хорошо помнят Житие преподобного Саввы Освященного (439–532), который сначала основал большую лавру в Палестине, а потом, когда его оттуда выгнали его же собственные взбунтовавшиеся монахи, ушел на новое место, и там вокруг него собралась Новая лавра. Вряд ли Кирилл, отходя в Старо-Симонов, мог не держать в уме этого примера. Но не сложилось.

Центральная часть цветной хромолитографии «Вид первоклассного Кирилло-Белозерского монастыря в память пятисотлетия основания его». 1897 г. Вверху – образ преподобного Кирилла Белозерского

Новый настоятель вел политику уничтожения прежнего братства и добрался до Кирилла даже и в Старо-Симоновом. Кирилл был первой и самой заметной мишенью, но настоятель вообще разгонял верных исконному духу монастыря монахов, и это очень помогло осуществлению следующих планов Кирилла. А что оставаться в Симоновом монастыре ему больше нельзя – это стало ясно. А куда идти, когда тебе уже за пятьдесят?

Монаху вообще очень трудно перейти из одного монастыря в другой. Это как черепахе поменять панцирь. И берут чужих монахов в монастыри неохотно (и правильно делают). А тут еще возраст: не пойдешь же проситься куда-то в начальники, а на низкие послушания могут взять, только если прикинешься мирянином и сохранишь инкогнито. Конечно, теоретически был путь пойти к светским властям и наверняка получить от них какую-нибудь синекуру, но так никто из исихастов не делал. Простого и очевидного выхода эта ситуация не имела.

Невеста неневестная

К счастью, для монаха совершенно не требуется, чтобы ситуации, в которых он оказывается, имели простой и очевидный выход. Для Бога любые выходы очевидны, а для живущего по воле Божией важно знать только волю Божию и достаточно знать ее только на данный момент. Поэтому все проблемы сводятся к одной: как узнать волю Божию.

Однажды Кирилл молился в своей келье и, по своему обычаю, уже очень поздним вечером или в начале ночи читал Акафист Богоматери. Это одно из самых прекрасных произведений, когда либо создававшихся в церковной и вообще какой бы то ни было поэзии, написанное в Константинополе, по-видимому, в VI веке, но ставшее особенно популярным после 626 года. В этом году город был оставлен фактически без охраны, так как вся армия была занята победоносной войной с Персией далеко на востоке, но этим воспользовались хазары и, нарушив мирный договор, с огромным войском осадили Константинополь. Положение было безнадежным, и народ молился ночью во Влахернской церкви к покровительнице города Богоматери словами этого самого гимна. Его пели стоя, а не сидя, из-за чего он и называется «неседален», или, по-гречески, «акафист». К утру налетела буря и уничтожила почти весь вражеский флот – главную часть осаждавшей армии. Город был спасен, и в память об этом был установлен до сих пор сохраняющийся праздник – Суббота Акафиста (пятая суббота Великого поста). Акафист представляет собой поэму из 24 строф по числу букв греческого алфавита, так что первые буквы каждой строфы образуют алфавитный акростих. Каждая вторая строфа кончается припевом «Радуйся, Невесто Неневестная». При переводе с греческого на славянский теряется стихотворная метрика и значительная часть звукописи (для текста, насквозь прошитого паронимической аттракцией, это большая потеря), но очень многое сохраняется, так как церковнославянский, в отличие от русского, прекрасно приспособлен для даже не дословного, а поморфемного перевода с византийского греческого. Это важно знать, чтобы понять то, что произойдет сейчас с Кириллом.

В ту ночь, о которой идет речь, Кирилл молился словами Акафиста и, видимо, особенно ощущал себя в осаде превосходящими вражескими силами. Так он дошел до стиха «Странное Рождество видевше, устранимся мира, ум на небеса преложше» (в том переводе, который читал он, было слегка по-другому: «…ум на небо преложим»). На русский это нельзя перевести дословно, но можно объяснить. Слово «странный» в церковнославянском имеет ровно тот спектр значений, что и в греческом, а потому оно означает и нечто чуждое и необычное, и нечто просто чужое и нездешнее, как и слово «странствие» означает не только «путешествие», но и вполне оседлое пребывание в чужом краю – так, например, христиане «странствуют», пока остаются на земле, даже если они не сдвигаются с места. Поэтому прочитанный Кириллом стих означает: «Увидев чудесное («странное») рождение (Сына Божия от Девы), станем и мы сами чуждыми мира («у-странимся мира») и перенесем для этого ум свой на небеса».

При упоминании небес в келью среди ночи ударил свет и раздался голос: «Кирилле, изыди отсюду и иди на Белоозеро, тамо бо уготовах ти место, в немже возможеши спастися» («Кирилл, выходи отсюда и иди в Белозерский край, ибо там Я приготовила тебе место, в котором ты сможешь спастись»). Кирилл выглянул в окно своей московской кельи и увидел там тот пейзаж, на который указывал глас – «как будто показывал пальцем», говорит агиограф явно со слов своих информантов, передававших рассказ самого Кирилла. Ему предстояло опознать по этой картинке место будущего монастыря в Белозерском крае. Это довольно типичное чудо – когда святому или даже не очень святому заранее показывается место его будущего служения, чтобы потом он мог его опознать; подобные рассказы известны и из ХХ века.

Дальнейшее было делом техники и, как всегда, тоже промысла Божиего.

Северная Фиваида

Вскоре в Симонов монастырь вернулся из Белозерья монах Ферапонт (1331–1426), постриженный вместе с Кириллом и хорошо ему знакомый. Ферапонт занимался поставками провизии в монастырь и поэтому по долгу службы бывал в Белозерье. Места эти использовались, в основном, лишь для охоты и рыболовства и были очень слабо заселены. Началась колонизация этих дальних земель, и впереди нее шли именно монахи. С местным населением в таких случаях договариваться тем легче, чем его, этого населения, меньше. В Белозерье людей было мало, и колонизация шла без особо крупных конфликтов. Для местных жителей она постепенно вела к обмену политической свободы на экономическое благосостояние – потому что экономика всего края в результате всех этих процессов пошла резко вверх, край стал усиленно заселяться, и, само собой, многочисленные монастыри этого края стали первой жертвой. «Северная Фиваида» к 1530-м годам окончательно переродилась и выродилась в сеть промышленно-коммерческих предприятий во главе с центральной конторой в Кирилло-Белозерском монастыре. К тому времени этот монастырь, с его огромным количеством дочерних предприятий, станет вторым рыбопромышленником России после ТроицеСергиевой лавры (которая переродится еще раньше и еще сильнее).

Фиваида – это одна из областей в Египте, где монашество начиналось в IV веке, и поэтому ее имя стало синонимом монашеского рая. Белозерский край и вообще нынешняя Вологодская область на всем пространстве между городами Вологдой и Белозерском была «Северной Фиваидой» в течение всего XV века и до разгрома движения нестяжателей в 1520-е годы. И в течение этих лет далеко не все там шло гладко, но монастыри этого края, хотя и далеко не все, сохраняли традицию подлинного, а не внешнего монашества, то есть исихазма. В течение первой половины XV века эта традиция подвергалась разорению в монастырях, основанных монахами круга Сергия Радонежского, в Москве и ее окрестностях. Эпизод с духовным разорением Симонова монастыря тут был только одним из первых в длинном ряду. Столица исихазма переместилась в Белозерье, и Кириллу тут выпала роль нового Моисея в этом новом монашеском Исходе из Москвы, превратившейся в духовный Египет. Когда в XVI веке настанет черед и «Северной Фиваиде» превратиться в северный духовный Египет, столица монашества переместится еще дальше на север – на Соловки, где она и сохранится до самого раскола XVII века, который обернется огромным разорением всего русского монашества.

Показания свидетелей, как это обычно и бывает со свидетелями, путаются насчет того, когда именно Кирилл рассказал Ферапонту о своем видении – то ли еще в Москве, то ли только после прибытия на нужное место, – но, во всяком случае, выяснив у Ферапонта, что в Белозерском крае есть, где поселиться, он вместе с ним «по-английски» ушел из монастыря, ни с кем не попрощавшись.

Как видим, Кирилл не разделял популярной сейчас в некоторых монашеских кругах идеи, будто монах обязан оставаться в монастыре, даже если этот монастырь превратился в духовный Содом (даже пусть только духовный, а не телесный).

«Сотовая структура»

На указанном Богородицей месте Кирилл поставил крест и выкопал себе келью в землянке. Для него, естественно, не существовало никакого выбора, где жить, коль скоро именно это место ему было указано. Место это находилось на холме на берегу озера Сиверское. Тогда там был густой лес, и Кириллу приходилось трудиться, чтобы расчистить себе хоть немного места. Один раз его чуть не убило падающим деревом, и другой раз он чуть не сгорел, оба раза был спасен только чудом. Условия были вполне экстремальные, особенно для человека на шестом десятке, пусть и привычного к тяжелому физическому труду.

Ферапонт прожил вместе с Кириллом около года, но долее жить там не стал, и «кирилловская» версия причин этому кажется правдоподобной: он захотел несколько большего комфорта. Может быть, сказалось и то, что он был старше Кирилла лет на восемь, и ему уже было за шестьдесят. Есть еще «нейтральная» версия, которая просто никак особо не объясняет основание Кириллом и Ферапонтом двух разных монастырей на расстоянии 15 км друг от друга, а трактует это как дело естественное. Во всяком случае, монастыри получились дружественные. Когда Можайский князь Андрей, сын Димитрия Донского и собственник этих мест, упросил Ферапонта возглавить основанный им новый монастырь в Можайске, братия Ферапонтова монастыря выбрали себе на игуменство Мартиниана – воспитанника Кирилла Белозерского, которого тот принял в свою новую общину на Сиверском озере от его родителей-крестьян еще десятилетним мальчиком. Ферапонтов монастырь – это тот самый, который теперь особо известен собором с фресками Дионисия, выполненными в 1502 году, в последний из периодов духовного расцвета монастыря. Много позже в Ферапонтовом монастыре жил ссыльный патриарх Никон.

Уход Ферапонта был вскоре восполнен приходом двух монахов, также покинувших Симонов монастырь и откуда-то узнавших, где теперь искать Кирилла, – Заведея и Дионисия. Так они втроем составили костяк будущей братии. Еще одним из первых монахов становится местный житель Андрей, который поначалу настолько возненавидел поселившегося неподалеку от него Кирилла, что пытался сжечь его в его келии. Он много раз поджигал его келию, но огонь чудесным образом гас. После этого он испугался, раскаялся и во всем открылся святому, а там уж и до принятия монашества было недалеко.

Темпы разрастания монастыря были быстрыми, но не стремительными. Соблюдался принцип вручения новоначальных монахов и послушников их старцам, которые имели возможность следить за их духовной жизнью во всех мелочах, а те имели возможность открывать своим старцам все свои ежедневные помыслы и таким образом получать вразумление и поддержку. Ежедневное откровение помыслов – это самый эффективный механизм обучения монашеству, но он возможен только там, где есть личное доверие, основанное на свободном выборе для себя духовника, и, разумеется, там, где сами эти духовники таковы, что могут научить чему-либо духовному (а за это отвечает игумен). Таков был устав при святом Кирилле и при его ближайших и единомудренных ему преемниках. Сам Кирилл научился этому в Симоновом монастыре, но, вообще говоря, это был греческий, так называемый скитской устав, принесенный исихастами с Афона в XIV веке.

Скитской устав сам по себе допускал довольно изолированную друг от друга жизнь монахов, объединенную, главным образом, общим еженедельным богослужением. При этом каждый монах мог иметь при себе небольшое количество учеников, но это не было обязательным. В условиях как Симонова, так и Кириллова монастыря эта «сотовая структура» весьма уплотнялась в пространстве, так что фактически превращалась в общежительный монастырь. Все жили вместе, и хозяйство у всех было общее. Однако «сотовый» принцип сохранялся в том отношении, что «бесхозных» новоначальных монахов при этом не заводилось: все новоначальные были в тесном и постоянном контакте со своим старцем. Того же принципа старались держаться и классические византийские общежития, достигавшие нескольких тысяч человек, как это было в Константинополе у Феодора Студита в IX веке. Такие скопления монахов могут быть полезны только тогда, когда их удается полностью структурировать, то есть придать им эту самую «сотовую» структуру.

Если к середине XV века в монастыре Кирилла было чуть более 50 насельников, то, надо думать, при жизни Кирилла их было еще меньше – где-то десятка три или четыре. Во всяком случае, Кирилл сам распланировал для них расположение келий, и в середине они построили небольшую церковь. (Тут тоже не обошлось без чуда: квалификации для постройки церкви ни у кого не было, но, когда было принято решение строить церковь, откуда-то сами пришли плотники и все построили.)

Кирилл заботился о приращении монашества, а рост собственного монастыря тут был лишь одним из средств и не главным. Для сохранения духа монашества надежнее создавать много маленьких монастырей, а не один большой. Подраставшие ученики, как показывает пример преподобного Мартиниана, могли предпочесть выход из монастыря для отшельничества, которое, впрочем, вскоре оборачивалось созданием еще одного монастыря, как это и случилось у Мартиниана. Он отшельничествовал в 100 км от Кириллова монастыря на озере Воже, но и там вокруг него собрался новый монастырь, а сам он был вынужден перейти оттуда игуменом в Ферапонтово.

Не «нестяжательство»

Если посмотреть на быт Кириллова монастыря при жизни его основателя через тот фильтр, который предлагает нам его агиограф Пахомий, мы увидим только хорошее. Это потому, что Пахомий смотрел с небольшой, но достаточной исторической дистанции, чтобы видеть, какие заложенные самим Кириллом тенденции оказались по-настоящему опасными, а, точнее, катастрофическими для дальнейшей судьбы монастыря. Камнем преткновения оказалось монастырское землевладение.

Не нарушая никаких канонов и следуя примеру многих византийских святых, Кирилл принимал пожертвования на монастырь селами. Ни о каком монашеском рабовладении речь, конечно, не шла, так как крестьяне в этих селах не были крепостными, но они теперь платили оброк не светскому землевладельцу, а монастырю. Более того, их светские дела были переданы из-под судебной юрисдикции князя в юрисдикцию Кирилла, так что он оказался обязанным разбирать их мирские конфликты, да и вообще воспитывать мирян в соответствии с христианскими стандартами. Последнее – дело пастырей, священников и епископов, но никак не монашеское. Кирилл подошел к нему со всей ответственностью, и крестьяне при его управлении во всех отношениях выигрывали, от экономики до душеспасения. Но была сформирована система, которая со временем не могла не попасть в дурные руки.

Время это наступило очень скоро после смерти Кирилла и его двух единомудренных преемников Христофора и Лонгина – уже в 1430-е годы, когда новым игуменом был навязан монастырю воспитанник чужого монастыря и человек чуждого духа Трифон (годы игуменства 1435–1447). Это было как раз то время, когда антигреческая и антиисихастская партия сторонников московского церковного сепаратизма стала набирать силу. С середины 1430-х годов началась новая череда попыток ставить на Киевскую митрополию полностью подконтрольного Московскому князю русского епископа, что и привело постепенно к московскому расколу 1467 года. На ключевую позицию Кирилловского игумена враждебная исихастам партия смогла провести своего человека, который полностью переломил духовную жизнь монастыря.

Пахомий Логофет утверждает, что Кирилл категорически отказывался от принятия в дар монастырю сел. Но сохранилось более двух десятков грамот того времени, которые документально доказывают обратное. Кирилл не просто принимал села, а превратил монастырь в крупного землевладельца еще при своей жизни. Ложные сведения агиографа нельзя объяснить его преданностью идеям нестяжательства, с одной стороны, и неосведомленностью, с другой, так как Пахомий цитирует собственное завещание Кирилла, в котором пропускает весь раздел, где говорится о дальнейшей судьбе монастырских сел (подлинник этого завещания сохранился, так что можно сравнить). Пахомий, таким образом, тут сознательно наврал, хотя и хотел как лучше.

При этом Пахомий жил задолго до великого спора между нестяжателями и иосифлянами, который будет сотрясать в XVI веке церковь Московии (не называю ее русской, так как церковь в Великом Княжестве Литовском была не менее русской). Но и Пахомию взрывоопасность темы церковного землевладения была уже видна. Корректно позицию нестяжателей в начале XVI века сформулирует ученик преподобного Нила Сорского Вассиан Патрикеев, отвечая Иосифу Волоцкому: да, византийские и древние русские святые владели селами, но бесстрастно, а вы, иосифляне, полагаете в них и в земном богатстве монастырей смысл вашей монашеской жизни, и поэтому вам селами владеть нельзя (Вассиан и с ним все нестяжатели считали, что и вообще в России монастырское землевладение надо запретить; это исполнила только в 1764 году Екатерина Великая).

Вот и Кирилл, и его близкие преемники, а точнее, не они лично, а возглавлявшийся ими монастырь, владели селами, но бесстрастно, и сами селяне от этого сильно выигрывали. Но, увы, до поры до времени.

Самое же главное, что дарственные грамоты на села соединились в смертный приговор тому монастырю, в котором единственно видел смысл Кирилл.

Так бывает: нечто не имеет в себе греха, но является ошибкой с фатальными последствиями.

Интеллектуальная жизнь

Наряду с физическими трудами, монашеская жизнь по уставу Кирилла предполагала труды интеллектуальные. Неграмотного мальчика Мартиниана он обучил чтению и переписыванию книг. Грамотность для монашествующих считалась нормой, пусть и не всегда достижимой для тех, кто принимал монашество в зрелом возрасте. А круг чтения, помимо богослужебных книг и Евангелия, составляли прежде всего аскетические писания, обучающие монашеской жизни в целом, трезвению (то есть контролю над помыслами) и внутренней молитве. Читали и житийную литературу. Таков, приблизительно, был состав библиотеки монастыря при святом Кирилле. Об этом можно судить по тем книгам, которые дошли от той библиотеки до нашего времени. Их не так уж мало – целых двадцать четыре томика, о которых точно известно, что они были созданы в Кирилловом монастыре при жизни основателя, причем двенадцать из них относились к личной келейной библиотеке Кирилла. Кроме того, были некоторые книги практического назначения: выписки из сборников церковного и светского права, пособия по календарным вычислениям, а также – далеко не в последнюю очередь – по медицине.

В сборнике, который Кирилл понемногу собирал для личных и практических нужд, наряду с наставлениями об умной молитве, молитвами и церковными правилами находятся медицинские выписки и, в частности, фрагменты перевода грекоязычного трактата римского врача II века Галена с толкованиями на Гиппократа (это и важнейший для потомков источник текстов самого Гиппократа, и вообще медицинская классика на протяжении всего Средневековья). Также Кирилл записывал для себя, по каким числам можно, а по каким нельзя лечить кровопусканием (универсальное медицинское средство средневековой медицины) и как это все связано с фазами Луны. Лет через пятьсот наши современные медицинские учебники вряд ли будут выглядеть намного разумнее.

Состав монастырской библиотеки точно передает интеллектуальную атмосферу. То, что мы видим в библиотеке времен Кирилла, соответствует такому образу жизни, когда для монахов на первом месте молитва, а на втором – помощь людям в их разнообразных нуждах, среди которых медицинские обычно самые главные. О Кирилле рассказывается много чудес, когда он исцелял молитвой, но, очевидно, ему приходилось быть и обычным врачом.

При игумене Трифоне состав библиотеки резко изменится. Аскетическая литература почти исчезнет, а наставления об умной молитве исчезнут вовсе.

Утратится и интерес к медицине. Зато появятся учебники по догматике, как, например, «Точное изложение православной веры» Иоанна Дамаскина. Учебники-то хорошие и бесспорные, но система обучения, не основанная на умной молитве, не могла привести к их адекватному пониманию (ведь и сами авторы подобных текстов, святые отцы, писали их не для аудитории философов или студентов философии, а для аудитории православных верующих; сами они жили внутренней молитвой, и читателей подразумевали таких же).

Но при Трифоне интеллектуальные труды монахов монастыря были переориентированы на другую задачу – на штамповку биороботов для церковного чиновничества, которым важны внешние знания, а всякая излишняя религиозность неуместна.

Той же цели штамповки биороботов – только не для одной лишь церковной бюрократии, а для разнообразных нужд, – был подчинен введенный Трифоном устав, который он назвал общежительным. Общежительности как таковой в нем было не больше, чем в предыдущем уставе, но принципиальным нововведением стало отлучение учеников от старцев. Теперь послушники и новоначальные монахи жили отдельно и уже не только не могли добровольно выбирать себе старца, но и вообще почти не имели возможности общаться со старшими монахами. Вместо этого они оказались под контролем нескольких специально назначенных монахов, которые следили только за внешней дисциплиной. Это принципиально другой подход к человеку, когда особенности его личности не просто не учитываются в духовном воспитании, но нарочито уничтожаются до создания из монашествующих однородной биомассы. Так в монастырских лабораториях Средневековья предварялись промышленные разработки тоталитарных режимов ХХ века.

Икона-портрет

В Третьяковской галерее хранится маленькая икона из Кирилло-Белозерского монастыря, на которой святой Кирилл запечатлен портретно. Это не уникальный, но редкий случай для Средневековья. По кирилловскому монастырскому преданию, икона написана за три года до смерти Кирилла, в 1424 году, пришедшим к нему иконописцем Дионисием, игуменом Глушицким.

Дионисий сам был одним из замечательных святых Северной Фиваиды – не связанный с кругом Сергия Радонежского, но воспитанник той же исихастской традиции. Он унаследовал ее в юности, в 1380-е годы, от тогдашнего игумена Спасо-Каменного монастыря на Кубенском озере (это по дороге от Вологды на Кириллов), тоже Дионисия, у которого постригался в монахи. Этот Дионисий был греком, афонским пострижеником и иконописцем. Он передал юноше Димитрию свое монашеское имя Дионисий, искусство иконописца и подлинный, то есть внутренний монашеский настрой. Сам Спасо-Каменный монастырь

Кирилл Белозерский. Икона письма Дионисия Глушицкого. 1424

Искусствоведы оспаривают достоверность монастырского рассказа о происхождении иконы-портрета святого Кирилла, основываясь в особенности на том, что Кирилл был сразу изображен с нимбом. Ясно, что если бы на месте иконописца Дионисия оказались сами эти искусствоведы, то они бы нимба не нарисовали. Не менее ясно, что и Кирилл не разрешил бы рисовать себе нимб. Но при чем тут Дионисий? Едва ли он не почитал 87-летнего уже Кирилла во святых, пусть и при жизни, и он не был обязан Кириллу послушанием, чтобы спрашивать его разрешения нарисовать нимб. О таких вещах со святыми лучше не советоваться.

Житие положено заканчивать молитвой к святому. О чем бы помолиться именно святому Кириллу? Конечно, тем, кто приходит к месту его подвигов и к почивающим под спудом его святым мощам, лучше там помолиться обо всех вообще своих нуждах. Но некоторые молитвы особенно уместны со стороны двух категорий граждан: монашествующих вкупе со стремящимися к тому и верующей интеллигенции; обе эти категории могут пересекаться.

Монашествующим, пожалуй, хорошо бы помолиться о том, чтобы и в нашем современном мире мы не оставляли умной молитвы и укреплялись через поддержку богоустановленных «сотовых структур» монашеской организации.

А интеллигенции, пожалуй, стоит молиться о познании смысла и приобретении дара спасительных Депривации и Медитации (иначе говоря, аскетики и умной молитвы).

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Жития радикальных святых: Кирилл Белозерский, Нил Сорский, Михаил Новоселов (Епископ Григорий (Лурье), 2014) предоставлен нашим книжным партнёром -