Обучение суфийским практикам в индии. Почему у мусульман пытаются отнять Суфизм? Главный акцент в практике суфизма

Суфизм - древняя традиция духовного совершенствования.

Цель суфизма - постижение Абсолютной Реальности.

Суфием является тот, кто движется к познанию Абсолютной Реальности по пути любви и преданности. Суфий стремится к знанию Реальности, которое доступно только Совершенному Человеку, несовершенный же слеп по отношению к этому знанию. В традиции суфизма считается, что обычный «нормальный» человек страдает болезнью несовершенства, которая влияет на его способность к восприятию и различению, заставляя его постоянно заблуждаться.

Этимология слова «суфизм». Две самые распространенные версии связаны со словами «суф» и «сафа’». Слово «суф» на арабском означает «шерсть». Связь с этим словом объясняется тем, что суфии носили грубую шерстяную одежду. Слово же «сафа’» означает «чистота» и в данном контексте означает очищение человека, идущего по пути суфизма к его цели - постижению Абсолютной Реальности.

Истоки суфизма

Происхождение суфизма также вызывает различные мнения. Некоторые авторы утверждают, что на него оказала влияние греческая философия. Другие авторы утверждали, что Суфизм произошел из веданты или буддизма . Профессор Луи Массиньон, ведущий французский ученый в области исламского мистицизма, после проведенного обширного исследования сделал вывод о том, что Суфизм взял свое начало из Священного Корана и традиций Пророка Мухаммада.

По словам одного из самых известных суфиев, Хазрат Инайат Хана :

У суфизма нет и никогда не было начала, и он никогда не возникал как историческое явление, он существовал всегда, потому что свет всегда был внутренней сущностью человека. В высших своих проявлениях этот свет может быть назван знанием Бога, божественной мудростью – суфизмом. Суфизм был практикуем всегда, а его провозвестниками были люди сердца; поэтому он принадлежит мастерам-основателям так же, как и всем остальным.

И действительно, в самом широком понимании, суфизм, как и любая другая мистическая традиция берет начало в самом человеке, как проявлении Высшего.

Тот факт, который не подлежит сомнению, в настоящее время заключается в неразрывной связи суфизма с исламом.

Суфийские братства

В суфизме можно выделить два совершенно противоположных течения -джунайди и бистами, или ираки и хурасани, связанные с именами Абу-л-Касима ал-Джунайда (ум. 298/910) и Абу Иазида Тайфура ал-Бистами (ум. 260/874), сильнее, чем кто-либо из современников, владевших умами людей. Эти две личности воплощают в себе контраст между путями суфизма, основанными соответственно на таваккул (упование на бога) и на малама (порицание), контраст между опьянением и трезвостью, осмотрительностью и подозрительностью, озарением и конформизмом, уединением и общением, теизмом и монизмом, руководством земного, посюстороннего наставника (с цепью передатчиков традиции, что соответствует принятой в исламе практике) и наставничеством духовного владыки.

"Али ал-Худжвири пишет, что для учения ал-Бистами (он назван здесь Тайфури) характерны галаба («восторг», «экстаз») и сукр («опьянение»), в то время как «в основе «пути» ал-Джунайда лежит трезвость («сахв») и он противоположен «пути» Тайфури... (Тримингэм Дж. С. Суфийские ордены в исламе.)

Учитель в традиции суфизма

Суфийский учитель является связующим звеном между учеником и его целью. Он олицетворяет собой саму Традицию, а также неразрывность этой системы, "цепь передачи".

Для суфизма характерно огромное множество учителей.

Учителя называют Мудрым ("ариф), Руководителем (муршид), Старшим (пир) или Шейхом (лидером, главой). Употребляется также очень много других слов, обладающих различными оттенками значений. Одна из стадий в суфизме называется фана фи "ш-шейх (исчезновение самости в мастере). Некоторые из вступивших на Путь полностью притягиваются (маджуб) к наставнику благодаря совершенству их ирадата (преданности), или любви (эшк). Они обнаруживают, что вследствие сияния ирадата полностью исчезли в бытии мастера, видя во всем окружающем только его. Именно об этом состоянии говорится, что морид достиг стадии фана фи"ш-шейх.

Этапы обучения

В суфизме обучение строится в зависимости от индивидуальных особенностей ученика, который получает особые задания и упражнения от учителя. В то же время проводятся и групповые психоэнергетические тренировки. В суфийском обучении выделяется несколько этапов: обычно 3-4, в некоторых братствах до 7 и более. Рассмотрим основные 4:

Шариат (араб. шариа, букв. – надлежащий путь). Именно эта ступень в наибольшей степени связана с ортодоксальным исламом. Это буквальное выполнение откровенного закона (мусульманских правовых и теологических нормативов, отраженных в Коране и Сунне).
Тарикат (букв. - путь, дорога). Прохождение тариката связывается с освоением ряда ступеней - макам . Традиции различных суфийских братств выделяют от 7 до 100 макам.
Основные 7 ступеней (макам) на суфийском пути:
- Покаяние (тауба ) – полное обращение человека к своему Творцу,
- Осмотрительность (вара ) -крайняя скрупулезность в различении дозволенного (халал) и запретного (харам),
- Воздержанность (зухд ),
- Нищета (факр ) – состояние незацепленности человеческого сознания за материальные блага и земные ценности,
- Терпение (сабр ) –покорное приятие всего, что трудно переносимо,
- Упование на Бога (таваккул ),
- Покорность (рида ) –спокойствие сердца в отношении течения предопределения.
Для освоения этой ступени в частности применяется метод размышления о смерти, широко используемый в индуистской йоге так же, как и в тибетском буддизме. На этапе тариката проводится и интенсивная интеллектуальная работа.

По мере прохождения этого этапа мюрид обретает беспредельное желание достичь единения с Богом и входит в состояние рида, определяемое суфиями как "спокойствие в отношении предопределения", т.е. в состояние безмятежности, полного спокойствия относительно происходящего.

Данный этап на пути суфия, в целом, можно соотнести с раджа-йогой .
Марефат (букв. - медитативное постижение Бога). На этом этапе происходит дальнейшая этическая "шлифовка" последователя суфийской традиции, идет постоянное совершенствование его любви (в самых разных аспектах), мудрости, силы. На этом этапе суфий реально постигает многомерность пространства, "иллюзорность" ценностей материального бытия, и получает живой опыт общения с Богом. В качестве арифа (познавшего), суфий может получить посвящение в шейхи.
Хакикат - наивысшая ступень духовного восхождения в суфизме. На этой ступени человек поклоняется Богу так, как будто он видит Его. Эта форма поклонения именуется «ихсан» («чистосердечие»). Суть хакиката заключается во внутреннем сосредоточении на Создателе, ощущении Его взора и наблюдения.

Суфийские практики

На начальных этапах практики шейх предлагает мюридам (последователям) множество разнообразных упражнений для развития способности к концентрации, для остановки непрерывного потока мыслей и достижения «ментальной паузы», проводится и работа с образными представлениями.

Это могут быть, например, упражнения по произвольному перемещению концентрации в ту или иную часть тела, по переносу концентрации в различные объекты живой и неживой природы, более сложные упражнения, включающие серию последовательных движений тела в сочетании с определенными перемещениями концентрации из одной части тела в другую, специфической формой дыхания по особому счету. Также практикуют многодневное сосредоточение на одной мысли, одном представлении, проведение нескольких месяцев в написании какой-либо суры Корана, длительное повторение той или иной суры Корана или молитвенной формулы в неудобной позе.

Одна из техник тариката, - джибериш или «тарабарщина» (быстрое проговаривание любых самых бессмысленных звуков, сопровождаемом любыми спонтанно возникающими движениями тела и эмоциональными «выбросами»).

Собственно медитативная практика (мушахада) может включать ритмичные движения под музыку, танцы дервишей, суфийские тряски и кружения; особые языковые формы (молитвы, мантры); постоянное самоотреченное поминание Бога (зикр), слушание музыки (сэма), медитацию смеха, глубокую медитативную проработку текстов и т.д.

Некоторые из этих упражнений приводят практикующих к экстатическому состоянию, называемому суфиями «халь». Выделяют различные виды халя. Наиболее часто последователь Пути испытывает такие его виды, как: курб - ощущение близости Бога, махабба - ощущение горячей любви к Богу, хауф - чувство глубокого раскаяния, шаук - страстный порыв к Богу и т.д. Халь можно оценить как первые ступени приближения к Самадхи , если оценивать это состояние с точки зрения классической индуистской йоги.

Суфизм и другие традиции

Суфизм оказал огромное влияние на мистическую жизнь Индии.

Историческим фактом является то, что Гуру Нанак, основатель сикхизма, находился под влиянием суфизма. Сам Гуру Нанак открыто говорил о том, что многим обязан суфизму. "Сикх" означает «искатель». Именно так обычно называли странствующих суфиев.

В историческом, культурном и подлинно метафизическом аспекте суфиев, сикхийских и индуистских мистиков объединяет общность целей по отношению к роли мистицизма в развитии человека. Они также являются едиными по своему внутреннему звучанию. Существенные различия проявляются лишь в области ритуалов, догм и преклонения перед личностями.

Суфии одного из орденов - ордена чишти - за долгую историю своего существования в Индии впитали в свою традицию многие практики, присущие индийским натхам и йогам. Идеология ордена опирается на доктрину Ибн ал-Араби вахдат-ал вуджуд (единство сущего) с её концептом всепроникающей Божественной Любви. В практиках суфиев можно легко найти сходство с такими направлениями йоги, как Бхакти-йога и Хатха-йога . Последователем этого ордена являлся индийский музыкант и мистик Хазрат Инайят Хан (1882-1927)

Чишти - суфийский Орден, основанный сирийцем по происхождению шейхом Абу Исхаком в городе Чиште на территории Афганистана в X веке.

Среди шейхов тариката Чишти особенно почитаемы «пять великих» духовных наставников, составляющих цепь духовной преемственности (силсила): Ходжа Муинуддин, Кутбуддин Бахтияр Каки, Фаридуддин Гандж-и-шакар (он же Баба Фарид), Низамуддин Аулийа, Насируддин Чираг-и-Дехли.

Выдающимся представителем ордена является ходжа Муинуддин Чишти (1141—1230), именно с его деятельностью связывают широкое распространение в Индии. Гробница его в городе Аджмер (Индия) является местом паломничества верующих Индостана, как мусульман, так и представителей других конфессий.

Наиболее известным представителем тариката Чишти среди русскоязычного населения земли является индийский музыкант и мистик Хазрат Инайят Хан (1882—1927) живший в Москве в 1913—1914 годах. Он написал несколько книг переведенных на русский язык. К примеру, "Суфийское послание о свободе духа ".

Еще один известный представитель тариката Чишти Нусрат Фатех Али Хан 1948-1997, ставший величайшим исполнителем кавалли. Благодаря ему весь мир узнал эту музыку.

Хотя Орден Чишти и был основан в Афганистане, но территориально он получил наибольшее распространение в Индии. Второй территорией Ордена можно наверное считать Пакистан. Но все таки становление Ордена и его практика неразрывно связана с .

Суфии Ордена Чишти используют многие практики, присущие и натхам. Основа иделогии тариката Чишти опирается на доктрину Ибн ал-Араби – “вахдат-ал вуджуд” (единство сущего), с ее концепцией всепроникающей Божественной Любви. В результате в их практиках можно легко найти связи с такими направлениями йоги как и .

Главную роль в ритуале Сема играет пение, но немаловажное значение имеет и музыка. Суфии тариката Чишти особое предпочтение отдают специальным религиозным песнопениям под названием – кавл или каввали.

Первоначально Каввали использовалась только в ритуальных целях в суфийских обителях (ханака), у гробниц суфийских шейхов и святых. В Каввали участвуют преимущественно мужчины, они поют на много голосов тексты духовного содержания, нередко повторяя одну и ту же фразу множество раз. В качестве аккомпанемента используется индийская гармоника, табла, мриданг. Принято считать, что начало Каввали положил поэт Амир Хосров Дехлеви в Дели в конце XIII века. Отдельные строки этого поэта часто исполняются во время Каввали.

Суть системы Каввали - 12-нотная октава и необычайная гармония музыки, играющейся всегда вживую.

Говоря о Чишти нельзя не остановиться, особо, на творчестве Хазрат Инайят Хана. Хотя трудно судить насколько его напечатанные воззрения аутентичны Ордену Чишти.

“Божественное Послание - это ответ на зов душ, личный и коллективный; Божественное Послание это жизнь и свет.

Солнце не учит ничему, но в его свете мы обучаемся и познаём мир.

Солнце не вскапывает почву и не сеет семена, но оно помогает растению расти, цвести и приносить плоды. ”

Основные моменты его учения были изложены в книге "Единство идеалов", где о Боге говорится, как о Единосущем, а то, что мы видим вокруг нас, - это множество Его отражений. Инайят-Хан говорит, что Бог создал этот мир посредством концентрации для того, чтобы познавать Самого Себя. У Него не было сотоварища, но познавательное стремление заложено в Боге, равно, как и в человеке, и в любом, даже самом крошечном тварном существе. Познание – это Божественное стремление, и оно является основополагающим и для Самого Бога. Он создал этот мир, чтобы, словно через некую внешнюю тень, познавать Самого Себя. И для того, чтобы создать этот мир, Ему потребовалась концентрация, с помощью которой Он и создал этот мир.

Инайят-Хан считает, что для того, чтобы прийти к Богу, суфий должен научиться концентрироваться и что существует семь ступеней концентрации и семь типов упражнений, с помощью которых человек постепенно приближается к Богу.

Первый вид концентрации – молитва.

Второй – вазифа, аналог того, что в индуизме называется мантра-йога. Мюрид постоянно повторяет или вспоминает о каком-либо Божественном качестве или просит о чем-нибудь Бога.

Третий вид концентрации – это зикр. Поминание Бога в целом как такового, а не просто какого-то одного из его качеств.

Четвертый вид концентрации – фикр. Молитва, которая как бы уходит из слышимого мира в мир неслышимый, и связана с дыханием человека.

Пятый вид концентрации – касаб. Созерцание "джелал" и "джемал", то есть мужского и женского начала внутри себя, активной и пассивной энергии. В какой-то мере это упражнение соответствует йогической практике отслеживания движения энергии по пингале и иде.

Шестой вид концентрации – шагаль. Мюрид направляет внимание внутрь себя. Данное упражнение можно соотнести с йога-мудра или созерцанием фаворского света у исихастов.

Седьмой вид концентрации – амаль. Это вхождение в область абстрактного, во время этого упражнения человек как бы представляет, как постепенно уходят его тело, затем мысли, эмоции и, наконец, остается его истинное "Я".

Проходя семь видов концентрации, мюрид также проходит три ступени "фана" – растворения.

Первая ступень – растворение в учителе "Фана фи Шейх". Постоянное пребывание Учителя внутри мюрида.

Вторая ступень – "Фана фи Расул". Растворение в Посланнике, это более абстрактный уровень. Для мусульман посланником является Мухаммад, для христиан Иисус, для буддистов – Будда. Т.е.высшая форма Божества, проявленная в человеке.

Третья ступень — "Фана фи Аллах", растворение в Боге, во всём том, что человек видит вокруг себя.

Пройдя три вида "фана", мюрид вступает в состояние Бака – пребывание в Боге. И уже далее, за Бака, идет момент соединения с Богом – "Наджат" суфиев, "Нирвана" индуистов и "Спасение" у христиан.

Распространение ислама на Индийском субконтинента происходило не силой оружия, а путем его мирной проповеди, в которой ведущую роль играли суфии.

К 12 веку суфизм приобрел черты социально оформившегося института. Тогда же возникли основные суфийские тарикаты – Чиштия, Сухравардия, Кадирийя, Накшбандийя. Многочисленные ученики суфийских шейхов стали прибывать на Индийский субконтинент с проповедью ислама для местного населения. Среди них больше всего было приверженцев тариката Чаштийя, основанного в Афганистане в середине 12 века. Сам основатель тариката –шейх Муиниддин Чишти проповедовал среди населения Пенджаба, Лахора и Аджмера.

Метод тариката Сухравардийя основанного в Ираке в конце 12 века пропагандировался в Индии Бахауддином Закарийей и Джалалуддином Сурхпош Бухари, центр активности которых располагался в городах Мултан и Уш.

Вопреки широко распространённому, но ошибочному мнению власти мусульманских стран в то время активно поддерживали и помогали суфиям. Делийский султан Шамсуддин Ийлтитмыш даже назначил Бахауддина Закарийю шейхуль-исламом. Во время существования Делийского султаната суфийские шейхи и поэты пользовались покровительством государства в деле распространения ислама. Они вели дискуссии с представителями различных религий на темы духовности. Это было время расцвета культуры и искусства.

Проповедуя любовь к Богу, которая была стрежнем их духовности, суфии смогли познакомить с исламом индуистов. Они не были миссионерами в общепринятом смысле этого слова. Это были опьяненные любовью к Богу люди, которые любым своим действием хотели снискать Его довольство. Суфии одинаково хорошо относились ко всем людям, не придавая значения их вероисповеданию, кастовой и племенной принадлежности. Учение Бхакти, набравшее силу в индуизме в эпоху средневековья об эмоциональной привязанности и любви между преданным (бхактой) и Богом в различных формах развивалось под непосредственным влиянием суфизма.

Самые известные суфии Индии – Муиниддин, Фаридуддин, Кутбуддин и Низамуддин был родом из Афганистана. Они пришли в страну вместе с завоевателями и благодаря их усилиям переход местного населения в ислам во многом был мирным. Низамуддин Авлия проповедовал ислам в Дели, откуда он распространился на юг Индии вместе с властью династии Туглаков.

После падения династии Аббасидов в 1258 году и взятия Багдада – крупнейшего культурного и интеллектуального центра того времени монголами многие думали, что ислам находится на краю гибели. Ислам в Индии не только пережил ужасы монгольского нашествия, но и успешно справился с ним, благодаря отнюдь не факихам, недостатка в которых не было в эпоху Аббасидов, но благодаря усилиям суфиев, которые сохранили духовное измерение ислама и смогли убедить его противников-монголов принять его учение. Основатель династии Моголов Бабур был таким исламизированным и тюркизированным потомком некогда грозных «завоевателей Вселенной». Бабур восторгался суфийской поэзией и, бывая в Персии, часто посещал мавзолеи суфийских шейхов.

В самой же Индии есть немало мавзолеев суфийских шейхов, среди которых дарга (обитель) Муинуддина Чишти в городе Аджмер, дарга Хазрата Насируддина Махмуда в Дели, известная также как дарга Чираг-и-Дели, дарга Хаваджи Банде Наваза в городе Гулбарга, дарга Кутбуддина Бахтияра Каки или дарга Кутб-Сахиб в Мехраули, мавзолей Салима Чишти в Фатехпур-Сикри.

Суфизму в определенной степени обязано своим появлением и учение сикхов. Основатель сикхизма Гуру Нанак пытался сблизить ислам и индуизм и стал проповедником новой веры в Единого Бога, всемогущего и всепронизывающего Творца, настоящее имя которого никому не известно.

В то же время суфии всегда выступали против смешения религий – религиозного синкретизма. Так шейх тариката Накшбандийя знаменитый Ахмад Сирхинди (имам Раббани) подверг критике могольского падишаха Акбара I (1556-1605) за то, что тот пытался сблизить ислам и индуизм. Будучи строгим последователем ханафитского мазхаба, он требовал строгого соблюдения всех шариатских предписаний и неукоснительного следования сунне пророка Мухаммада, да благословит его Аллах и приветствует, и его сподвижников. Он подверг критике идеи Ибн Араби и концепции «единства бытия» (Вахдат аль-вуджуд). В противовес этой идее Сирхинди развил концепцию «единства свидетельства» (Вахдат аш-шухуд), которая широко распространилось по мусульманскому миру. Ахмад Сирхинди решительно выступил против различных ересей, которые были распространены в его время, и боролся за соблюдение законов Шариата.

Таким образом, можно сказать, что суфии приложили немало усилий для обеспечения мирного сосуществования представителей разных религий в рамках одного общества, хотя мусульмане и составляли в нем меньшинство. Даже ряд блюд, считающихся в индийской кухне чисто национальными, были изобретены и впервые приготовлены в суфийских ханаках.

Народы Индийского субконтинента всегда находили общий язык, если у них было к этому стремление. Их некогда общую родину разделили политики, преследовавшие свои узкокорыстные цели, но прикрывавшиеся рассуждениями об общественном благе.

Простым же людям вовсе не обязательно видеть врага в человеке по ту сторону границы.

Ильдар Мухамеджанов

Суфизм оказал столь огромное влияние на мистическую жизнь Индии, что некоторые школы, считавшиеся наследием древнего индуизма, как выяснили ученые, в действительности сформировались под воздействием суфийских учений. Для суфиев этот исторический факт не столь важен, как то обстоятельство, что мистическое течение (и его источник) является внутренне единым. Отличие внешних аспектов мистицизма Дальнего Востока обычно заставляет людей считать, что эти культуры представляют собой независимые продукты той культуры, в условиях которой они возникли. Подобные взгляды на жизнь неприемлемы для тех, кто верит, что существует только одна истина и что те, кто постиг ее, должны общаться и не могут оставаться в полной изоляции.

Более 1000 лет назад в Индии были посеяны семена, которые должны были дать всходы в различных созерцательных школах индуистского происхождения, В пример можно привести любовный мистицизм типа бхакти, о котором доктор Тара Гханд в "Истории культуры Индии" пишет следующее:

"Некоторые другие особенности южно-индийской мысли, начиная с девятого века и позднее, ясно свидетельствуют о влиянии ислама. Имеется в виду возрастающая склонность к монотеизму, эмоциональное поклонение, подчинение себя воле другого человека (парпатги) и почитание учителя (гуру бхакти), а также пренебрежение к застывшей кастовой системе и безразличие к обычным ритуалам, ...погруженность в Бога через любовь к учителю... Средневековый индуизм заимствовал суфийскую концепцию обожествленного учителя".

Несмотря на то, что д-р Гханд является выдающимся ученым, ему не удалось заметить, что классификация и смысл тех важных пунктов, которые он перечисляет, являются скорее суфийскими, чем чисто мусульманскими в том смысле, как их понимает мусульманское духовенство. В большинстве индийских культов роль обожествляемого учителя утратила свой первоначальный суфийский смысл, претерпев изменения, которые придали более поздним индуистским школам несуфийскую окраску. Именно эти культы восхищают чаше всего западных искателей, стремящихся найти практическую духовную деятельность на Востоке и зачастую связывающих себя с обычными ответвлениями суфийских школ, использующими внешние привлекательные стороны индуизма.

Именно суфийские учителя главным образом способствовали возникновению того, что впоследствии стали называть великими индуистскими школами мистицизма, хотя эти школы имели, несомненно, и свою собственную основу. В своей книге "Религия Индии" Август Барт отмечает связь между географическими и хронологическими рамками деятельности суфиев в Индии и возникновением того, что позднее стали считать древнейшими индийскими школами мистиков:

"Именно в этот период (IX - XII вв.) возникают великие религиозные движения, связанные с именами Шанкары (Веданта возникла в результате истолкования Шанкарой (788 - 820) древних индуистских священных писаний. Эта система (Веданта означает "завершение Вед") затрагивает круг вопросов, которые рассматривали Газали, Ибн аль-Араби и Руми, следовавшие традициям древних суфийских учителей. Философия Канта напоминает Веданту вследствие влияния суфийского философского направления. См книгу турецкого ученого Расиха Гювена "Оправдание Шанкарачарьи после сравнения его с философской школой Мауланы Джалалуддина Руми", Праджна, часть 1, 1958, стр. 93-100), Рамануджи, Анады Тиртхи и Басавы, под влиянием которых сформировалось большинство сект. В иудаизме еще долго не наблюдалось ничего подобного".

Одно обстоятельство помешало исследователям проверить утверждение о большой древности индуистских мистических течений. Речь идет о том, хотя это может показаться весьма странным читателю, что впервые индуистские религиозные произведения были записаны только на рубеже XVIII - XIX вв. по настоятельным просьбам таких английских ученых, как сэр Вильям Джонс (проф. С. Пиготт. "Доисторическая Индия", Лондон, 1961, стр. 235). "Древних документов почти не сохранилось. Старейшей индийской рукописью считается буддийский фрагмент из Таксилы, записанный на березовой коре и датируемый концом V в. н. э. Рукопись из Бахшали, записанная на таком же материале, является, пожалуй, второй по возрасту, хотя и относится только к XII в." (проф. Пиготт, там же, стр. 252.) Бхакти и реформистское движение в индуизме, с которыми связаны имена таких гигантов, как Мадхва, Рамананда и Кабир, во многом основываются на суфийской теории и практике, получившей распространение в Индии после мусульманских завоеваний. Кабир "долгое время провел с мусульманскими суфиями", Дяду "проявлял может быть даже больше познания в суфизме, чем его предшественники... не исключено, что это объяснялось тем, что суфии Западной Индии оказали большое влияние на мусульманских и индуистских искателей Бога, чем суфии Востока Страны", - пишет Тара Гханд, который сам суфием не является.

Историческим фактом является то, что основатель сикхизма Гуру Нанак находился под влиянием суфизма. Сам Гуру Нанак открыто говорил о том, что многим обязан суфизму. В "Истории культуры" о нем сказано следующее:

"Совершенно очевидно, что он обладал глубокими познаниями в области суфизма. Гораздо труднее установить, в какой мере он использовал индуистские священные писания. Редкие ссылки на эти писания наводят на мысль, что Нанак был только поверхностно знаком с ведической и пуранической литературой".

"Сикх" означает "искатель". Именно так обычно называли странствующих суфиев.

Отец Рабиндраната Тагора Махарши Дебенлранат Тагор (1815 - 1895) два гола провел в Гималаях. Как сообщает другой известный индийский ученый проф. Ханумантха Рао, в этот период он изучал не индуистские священные писания, а одну из поэм суфийского мастера Хафиза, и был вознагражден за это видениями райского блаженства.

Более поздние суфийские учителя Индии, многие из которых пришли вслед за тюркскими, афганскими и персидскими завоевателями, оказали на эту страну огромное, ни с чем не сравнимое влияние. Одним из последствий их появления было то, что индусы заимствовали арабское слово "факир" (посвященный суфий) и стали применять его по отношению к себе.

Описанию удивительных дел и чудес, приписываемых этим людям, посвящены целые книги. До сих пор миллионы людей всех вероисповеданий, считающих их святыми, собираются для того, чтобы поклониться им или попросить у них помощи.

В середине XII в. основатель Ордена Чишти в Индии Мухинеддин Чишти был послан в Аджмир. Он должен был познакомить индусов со своим учением. Сообщается, что раджа Притхви Радж, возмущенный его приездом, собрал солдат и магов, чтобы воспрепятствовать его появлению в городе. Все солдаты были ослеплены, когда этот святой, следуя примеру Пророка, бросил в них горсть мелких камешков. Для того чтобы 3000 йогов и пандитов лишились дара речи и стали его учениками, понадобился лишь один взгляд Мухинеддина. Однако еще более впечатляющим является рассказ о необыкновенном поединке между известным индуистским магом Джайпалом Йоги и этим суфийским факиром.

Легенда Ордена Чишти гласит, что Джайпал привел с собой несколько тысяч учеников, которых он обучал йоге, и перекрыл воде доступ в озеро Ансагар. Один из новых учеников Чишти, повинуясь его приказу, зачерпнул пригоршню воды из озера, после чего пересохли все ручьи и источники в округе.

Для того чтобы уничтожить Чишти и его последователей, Джайпал посылал сотни призраков, среди которых были львы и тигры, но все они исчезали, как только прикасались к магическому кругу, который Мухинеддин начертил для защиты. После целого ряда подобных столкновений Джайпал покорился и стал одним из самых знаменитых учеников Чишти, которого называли Абдаллахом из Пустыни, так как считалось, что он вечно странствует поблизости от великой гробницы в Аджмире.

Можно довольно ясно различить три уровня контактов между суфиями и индуистскими и сикхийскими мистиками. Непонимание этого привело к большой неразберихе. В историческом, культурном и подлинно метафизическом аспекте все эти течения объединяет общность целей по отношению к роли мистицизма в развитии человека. Они также являются едиными по своему внутреннему звучанию. Существенные различия проявляются лишь в области традиционных и повторяющихся ритуалов, застывших догм и преклонения перед личностями.

Ограниченный мусульманин-формалист, поверхностно занимающийся суфизмом, почти неизбежно вступит в противоречия со своей противоположностью - профессиональным индуистским аскетизмом, неразрывно связанным с искаженной традицией.

Поскольку именно такие люди поднимают больше всего шума, посторонние слишком часто принимают их за истинных представителей индийского мистицизма. Их отрепетированный аскетизм и не слишком богатые дарования почти всегда больше поражают и привлекают намного больше внимания, чем школы настоящих мистиков. Кроме того, они стараются пролезть в печать, обеспечить материалом фотографов, набрать учеников из-за границы, одним словом, распространить свое учение как можно шире. Многие восточные культы, появляющиеся на Западе, в действительности представляют собой не что иное, как филиалы этих бродячих зверинцев, перенявших ритуалы и внешние проявления подлинной традиции.

Чаше всего их деятельность полностью расходится с советом великого учителя шейха Абдаллаха Ансари, высказывание которого было удачно переведено выдающимся сикхом сардаром сэром Йогендрой Сингхом:

"Пост - это не более чем экономия хлеба. Обычные молитвы больше всего подходят для стариков и старух. Паломничество - это мирское развлечение. Овладей сердцем - только господство над ним можно назвать настоящим завоеванием. Суфийский Закон Жизни требует:

Доброты к юным,
Щедрости к бедным,
Доброго совета друзьям,
Прощения врагам,
Безразличия к глупцам,
Уважения познавших".

Одним из примеров интересного взаимодействия индуистской мысли и софийского учения являются комментарии к "Школам". Немалая доля индийской народной мудрости заключена в высказываниях, называемых "Шлоками", которые передавались от учителя к ученику. Суфийские комментаторы, такие как Аджами, считают, что "Шлоки", как всем известные высказывания, представляют собой лишь часть системы обучения. Подобно басням Эзопа или рассказам Саади, их можно воспринимать просто как полезные советы, с помощью которых можно воспитывать детей, или же попытаться найти их внутренний смысл.

Вот некоторые шлоки (ш), приводимые вместе с комментариями (к) Аджами, которые индийские суфии используют в качестве упражнений. Номера этих шлок соответствуют нумерации огромного труда аббата Дюбуа "Индийские обычаи, нравы и ритуалы" (Оксфорд, 1906, стр. 474 и далее).

(ш) V. В несчастьях, бедах и страданиях жизни другом можно назвать только того, кто действительно помогает нам.

(к) Подумай, знаешь ли ты, что такое помощь. Грубый может узнать это только с помощью озарения.

(ш) XI. Яд скорпиона в хвосте, яд насекомого в голове, яд змеи в зубах. У злого человека яд разлит по всему телу.

(к) Размышляй о доброте доброго, которая также разлита по всему его телу.

(ш) XVIII. Добродетельного человека можно сравнить с большим зеленым деревом. Само дерево стоит под лучами палящего солнца, но дает прохладу другим, защищая их своей тенью.

(к) Добродетель доброго поможет искреннему, но ослабит праздного. Укрытие - это только временный отдых от работы.

(ш) XII. Бесстыдный человек боится болезней, которые влечет за собой роскошь, уважаемый боится презрения, богатый боится алчности владык; мягкость боится насилия, красота боится старости, грешник боится влияния чувств, тело боится бога смерти Ямы, ничего не боятся только несчастные и завистники.

(к) Будь мудрым, ибо мудрые понимают природу страха, который становится их рабом.

Прежде чем первый западный ученый заинтересовался индийским мистицизмом, история взаимообмена между суфиями и индуистскими мистиками насчитывала уже целое тысячелетие. В XVII в. принц Дара Шикох из династии Великих Моголов досконально изучил ведическую литературу и сделал сравнение между мусульманскими и индуистскими философскими течениями. Как и более ранние суфийские учителя, он пришел к выводу, что индуистские священные писания представляют собой остатки эзотерической традиции, идентичной исламу и точно соответствующей суфизму в своем наиболее скрытом значении.

Он исследовал также священные книги иудеев и христиан, придерживаясь того взгляда, что они могли представлять собой овеществленное выражение неизбежного развития человеческого сознания, которое время от времени концентрируется среди отдельных народов. Его труды, которые сами по себе следуют методологии багдадских ученых времен Харуна ар-Рашида, заложили основы для проведения многих последующих, и даже очень близких к нам по времени, сравнительных исследований в области мистицизма.

Работа Дара Шикоха, которая сама по себе является удивительной, ибо она была написана мусульманским принцем из династии, владеющей землями неверных, является только одним из проявлений тех связей, которые суфии веками поддерживали с Индией. В этом отношении этот процесс можно считать весьма близким к тому, что происходило в средневековой Европе, где наличие сильной авторитарной церкви не смогло помешать возникновению организованных по суфийскому образцу групп, о которых мы писали в предыдущих главах.

Однако не следует считать, что роль суфизма сводится исключительно к распространению результатов сравнительных религиозных исследований и подчеркиванию теософской теории о внутреннем единстве всех религиозных проявлений. Суфии никогда не считали себя свободными от задачи преодоления влияния внешних форм и достижения единства с данными конкретными религиями, т. е. приобретения знаний о религии с помощью средств самой этой религии. Несмотря на то, что с помощью грубых терминов формальной религии было бы трудно объяснить, что опыт, приобретаемый средствами различных систем, является единым, подобное единство, тем не менее, существовало всегда. Единственное, что можно сказать об этом, пользуясь обычными терминами, это то, что суфии и другие мистики суфийского направления исследовали это с помощью психологических, а не академических методов. Если опять воспользоваться доступной нам ограниченной терминологией, можно будет сказать, что цель таких исследований заключалась в том, чтобы объяснить себе внутренние мотивы, которые заставляют человека стремиться к дальнейшему развитию сознания. Таким образом, мистицизм и религия рассматриваются как связующее звено между отдельным человеком или группой и целью человечества, проявляющейся в ментальных побудительных мотивах.

Очень интересно отметить сходство между суфийской теорией и практикой и странным, и, как утверждают, типично буддийским культом дзэн, распространенным в Японии. Дзен называет себя тайной передачей, осуществляемой вне канонического буддизма с помощью личного примера и обучения. Исторически дзен еще молод, и даже его последователи не связывают его с какими бы то ни было особыми событиями из жизни Будды.

Самые ранние сообщения о дзен-буддизме относятся к XI в., а первая школа в Японии была основана в 1191 г. под влиянием китайцев.

Возникновение дзен в Японии хронологически соответствует развитию индийских школ под влиянием суфизма. В Южном Китае, где зародился дзен, веками существовали поселения арабов и других мусульман. Сам по себе буддизм появляется в Японии только в 625г., но в основном его проникновение происходило в период между второй половиной VII и началом XI в. Мусульманское и суфийское проникновение и завоевание традиционных святынь буддизма в Центральной Азии как раз соответствует этому периоду. После мусульманского завоевания этот культ был вытеснен из великих буддийских центров Афганистана и проник в Тибет.

Существуют легенды, в которых подчеркивается связь китайского дзен-буддизма с Индией, а суфийская традиция гласит, что суфии классического периода установили духовную связь с последователями "бодды", подобно тому, как они нашли нечто общее с индуистскими мистиками.

Между дзен-буддизмом и суфизмом наблюдается значительное сходство как в области терминологии и используемых рассказов, так и в деятельности мастеров. Суфии считают, что практика дзен, отраженная в популярной литературе, очень сильно напоминает действие определенной части суфийской техники "воздействия" (зарб).

Выдающийся представитель дзенской литературы доктор Судзуки, вероятно, близок к истине, считая, что дзен был специально приспособлен для дальневосточного склада ума, но следует отметить, что идеи, примеры и аллегории, использующиеся в суфийском учении, были отлично разработаны за много веков до того, как дзенский учитель Йенго (около 1566 - 1642) написал письмо, в котором отвечал на вопрос: "Что такое дзен?" Тот, кто прочел предыдущие главы нашей книги, сразу же почувствует что-то знакомое в его слоге, если сделает поправку на дальневосточный колорит речи:

"Вас сталкивают с ним лицом к лицу, и в этот момент вы постигаете его в целом. Для понятливого человека достаточно одного слова, чтобы понять его истинность, но даже и тогда возникают ложные представления. Их появляется намного больше, если дзен излагают на бумаге или передают с помощью пространных речей или логических изощрений. Тогда он еще дальше отодвигается от вас. Каждый человек обладает великой истиной дзен. Обрати внимание на себя, не надо искать ее с помощью других. Твой собственный ум выше любых форм; он достаточно свободен, спокоен и силен, чтобы утвердить себя с помощью шести чувств и четырех элементов. Он поглощает свет. Откажись от дуализма субъекта и объекта, забудь и то и другое, переступи границы интеллекта, отдели себя от разума и раствори себя непосредственно в духе Будды - вне этого реальности не существует" (Судзуки. "Введение в Дзен-Буддизм", Лондон, 1959, стр. 46.)

Основываясь на этих удивительных фактах, было бы нетрудно попытаться проследить пути распространения суфизма и установить, что подлинным источником того, что называют дзен, был суфизм. Вместе с тем суфии считают, что основа должна была существовать всегда, действуя в умах людей. Любой контакт с суфиями может просто помочь оживить внутреннее осознание одной и той же истинной реальности.

В речи, произнесенной 10 лет назад в Метафизической Ассоциации Гонконга, китайский суфии мастер Х.Л.Ма показал, что способ передачи идеи может казаться изменявшимся в зависимости от культурного контекста:

"Сохраняя полное уважение ко всем Искателям Истины, я должен сказать, что суфизм передать трудно. Почему? Потому что новые последователи ожидают, что система будет соответствовать привычным для них образцам мышления. Они не понимают, что эти штампы и являются их главным недостатком. Суфизм уже находится в вас самих. Вы чувствуете его, но не знаете, что это такое. Когда у вас появляются определенные чувства - доброты, истины, любви, желания преобразиться - это и есть суфизм. Если вы думаете прежде всего о себе, это не суфизм. Если же у вас возникает сильное влечение к мудрецу, это можно назвать суфизмом... Один мастер, которого спросили, что такое суфизм, ударил спросившего. Он хотел сказать этим:

"Покажи мне боль, и я покажу тебе суфизм". Вы спрашиваете мастера: "Откуда пришел свет?" В ответ он тушит его. Это означает: "Скажи мне, куда он исчезает, и я скажу тебе, откуда он пришел". То, о чем вы спрашиваете с помощью слов, выразить словами невозможно…"

Западному читателю это может показаться выраженным слишком по-восточному, но использованные аналогии (боль и свеча) совсем не характерны для Дальнего Востока. Они заимствованы непосредственно из работ "западного мастера" Руми. Однако интенсивный метод изложения этих идей с использованием метафор кажется чисто китайским. При этом идеи не утрачивают своего суфийского духа.

С другой стороны, методы подполковника Кларка, с помощью которых он передает свои впечатления о суфиях, могут помочь западному уму определить ориентацию этих школ и создают атмосферу, необходимую для западного человека:

"Возвышенная любовная поэзия суфийских святых, чисто практический дух их учений, пыл, сочетающийся с лежащим в основе всего ощущением цели, удовлетворения как физических, так и духовных потребностей, вера в свою деятельность и будущее человечества - вот лишь некоторые из выдающихся вкладов этой замечательной системы, принадлежность к которой создает несомненное и постоянное ощущение принадлежности к древним избранным" (подполковник А. Кларк. "Письма в Англию", Калькутта, 1911, стр. 149.)

«Суфизм – мистическое направление в Исламе. Чаще всего выделяют четыре его ступени: 1) Шариат – неукоснительное соблюдение законов Ислама; 2) тарикат – период послушничества при авторитарном шейхе; 3) маарифат – познание не умом, а сердцем единства Вселенной в Боге (мир – это эманация Бога), равенство всех религий (одинаковых лучей единого солнца), относительность добра и зла; 4) хакыкат – полное отождествление познавшего с божеством» (Атеистический словарь, М., 1983). Так писали о суфизме в советское время.

В наше время один из самых известных западных авторов, пишущих о суфизме, – Идрис Шах в своей книге «Суфизм» утверждает: «Несмотря на то, что суфиев ошибочно считают мусульманской сектой, их можно встретить в любой религии, и этим они похожи на «Вольных каменщиков», которые в зависимости от конкретной ситуации могут положить перед собой в Ложе Библию, Коран или Тору. Они считают суфизм тайным учением всех религий. Суфиев нельзя назвать сектой, ибо они не связаны абсолютно никакими религиозными догматами и не используют никаких постоянных мест для поклонения. У них нет ни священного города, ни монастырей, ни религиозных принадлежностей. Суфизм приобрел восточный оттенок, т. к. он очень долгое время существовал в рамках Ислама». Кроме того, в своих книгах Идрис Шах пишет, что человеку в определенных ситуациях следует отказаться от молитв и других видов поклонения и т. д.

Но если обратиться к мусульманским источникам о суфизме, можно обнаружить совершенно иной взгляд на этот вопрос. Исламские богословы говорят, что Шариат (религиозные нормы) – это то, что провозглашают уста, тарикат (т. е. суфизм) – это соблюдение телом того, что провозгласили уста, хакикат (истина) – то, что возникает после соединения Шариата и тариката. Все вместе они составляют Ислам, т. е. суфизм без Ислама немыслим.

Основатель социологии и всемирно известный историк Ибн Халдун в предисловии к своим трудам пишет: «Суфизм – это одна из шариатских наук, возникших после Пророка (да благословит его Аллах и приветствует). Его основой является возрождение пути прежних (праведных людей) из нашей Уммы, таких как сахабы, табиины и их последователи. Его стержнем является упорство в поклонении, устремление к Аллаху, оторванность от мирских соблазнов и отказ от всего, за чем гонится большинство людей, – власти, богатства, наслаждений».

По вопросу о «растворении» суфия в Боге в книге «Советы путнику, включающие в себя основы тариката Накшбандийа», изданной в Казани в 1897 году типографией потомков м. Черковой, пишется: «Если спросят: «Что такое объединение (вахдат)?», ответь: «Чистота сердца от мыслей и знаний о чем-либо ином, кроме Всевышнего, Всеславного и Истинного Бога». Таким образом, суфизм отвергает субстанциональное единство Творца и творения, а также пантеизм любого рода.

В этой же книге утверждается, что «основа суфизма – это искреннее обращение ко Всемогущему, Всевышнему и Истинному Аллаху, а также совершенное почитание и следование Сунне Пророка (мир ему и благословение)». Таким образом, никакого противоречия между Исламом и суфизмом нет, последний лишь является одной из наук мусульманской религии наравне с правом, вероучением, наукой о чтении Корана и др.

Суфийские шейхи всегда настаивали на неукоснительном соблюдении норм Ислама и не допускали отклонений в вероучении. Например, Имам Малик, основатель одного из мазхабов (религиозно-правовых школ) Ислама, говорил: «Знающий суфизм, но не знающий мусульманское право может впасть в неверие». Другой суфийский авторитет – Имам Раббани вообще утверждает, что тот, кто называет себя суфийским шейхом, но не следует Шариату, «никакой не шейх, а шайтан (бес)».

Современный исламский ученый из Ирака Абд-уль-Кадир Иса в книге «Истина тасаввуфа» пишет: «Суфизм не является нововведением. Он берет свое начало из жизни Пророка (да благословит его Аллах и приветствует) и его почетных сподвижников. Враги Ислама из числа востоковедов и их учеников пытаются утверждать, что суфизм основывается на принципах, не имеющих ничего общего с Исламом, они придумали разные названия суфизму и называют суфиями буддийских монахов, христианских «святых» и индийских «факиров», а также говорят, что существует буддийский суфизм, христианский, индийский и персидский». Далее Абд-уль-Кадир Иса говорит: «Суфизм – это практическое воплощение Ислама, и нет иного суфизма, кроме исламского, и быть не может».

Как ни странно, но мнение мусульман о составляющей части их религии оказалось отодвинутым на второй план. На сегодняшний день при упоминании суфизма в первую очередь звучат имена Идрис Шаха и других деятелей, подобных ему, например Инаят Хана, а то и вообще музыкальных ансамблей «крутящихся дервишей» из Турции, которых связывает с суфизмом лишь декорация представлений.

Сам И. Шах известен также как научный директор Института изучения культур, как советник многих глав государств, кроме того, он был членом-основателем Римского клуба. Книги И. Шаха переведены на 12 языков, а их общий тираж превысил 15 миллионов экземпляров.

Первое, что бросается в глаза при рассмотрении работ И. Шаха, это колоссальное их противоречие с трудами любого из суфийских шейхов. Причем как по содержанию, так и по форме.

Во-первых, он не считает обязательным говорить о вероучении Ислама, социальных и религиозных обязанностях мусульманина и т. д. Все это немыслимо для суфийского ученого, ведь он, как и любой мусульманин, признает, что спасение возможно только в рамках Ислама. Во-вторых, по стилю изложения и построению книги И. Шаха явно не соответствуют принципам и традициям, заложенным классиками суфизма.

Касаясь его деятельности, суфийский ученый из Дагестана Мухаммад-Хаджи Дибиров замечает, что этот человек не понимает элементарных вещей суфизма, его идеи, по словам М. Дибирова, можно соотнести с утверждением, что «печень человека находится на лбу». Также следует уточнить, что отвергать обязанность молитвы, равно как исповедовать религиозный синкретизм, провозглашенный И. Шахом, считается в Исламе отступлением от веры.

В глазах же западного читателя суфизм в интерпретации И. Шаха предстает своего рода очередной «восточной философией и практикой», родственной упражнениям йоги, западному варианту дзен-буддизма, даосизма и т. д. Дорис Лессинг во введении к одной из книг И. Шаха отмечает: «Суфийские подходы могут помочь нам в решении наших социальных, психологических и духовных проблем. Мы становимся более свободными в наших действиях и выборе».

Другой известный представитель этого течения – Инаят Хан, мечтающий построить «Универсум» или «Храм Всех Религий», в своих книгах пишет: «Истина была изначально кристаллизована в разнообразных родовых верованиях, которые формировали культурные стандарты времени. В другие периоды истории ее можно было увидеть кристаллизованной в таких религиях, как индуизм, буддизм, в религиях Зороастра и бен-Израэля, в христианстве и Исламе и во всех других религиях, известных и неизвестных большинству человечества». Он также провозглашает межрелигиозный суперэкуменизм.

Последователи этого направления склонны к вольной трактовке высказываний суфийских шейхов. Фактически они пользуются ими для оправдания своих пантеистических и оккультных воззрений.

Мусульманские же богословы подчеркивают, что для понимания некоторых аспектов исламской науки духовного совершенствования нужны глубокие знания Шариата, вероучения и самого суфизма (как внешних, так и внутренних его сторон). Великий Шейх Ибн Араби говорил: «Кто не достиг нашей степени, пусть не читает наших книг».

Направление последователей идей И. Шаха и др. деятелей, подвергнувших тысячелетнюю исламскую науку духовного совершенствования ревизии, весьма распространено на Западе и в нашей стране. Для него появилось даже специфическое название «неисламский суфизм», которое возмущает мусульман, следующих пути тариката. Книги авторов такого рода широко представлены в книжных магазинах, они стоят на одной полке с Кораном.

На сегодняшний день перед религиоведами, журналистами, занимающимися конфессиональными вопросами, и т. д. встала проблема адекватной оценки явления, которое получило не совсем корректное наименование «неисламский суфизм». Ведь суфизм уже по определению может быть только исламским.

В своих изданиях члены подобных организаций любят рассуждать о тождественности суфизма мистическим традициям, даже таким, как тантризм и учение К. Кастанеды, известного популяризатора наркокультуры, смакующего в своих книгах мистический опыт под воздействием галлюциогенных грибов. На своих собраниях мужчины и женщины, состоящие в различных «суфийских орденах», предаются «радениям», пляскам, кружениям и т. д. Для них характерно обрывочное и вырванное из контекста цитирование аятов Корана и высказываний Пророка Мухаммада (мир ему) и толкование их, идущее вразрез не только с мнениями исламских богословов, но и с вероучением Ислама вообще.

В России наиболее известной подобной организацией является «суфийский орден Ниматуллахи», который возглавляет Леонид Тираспольский. В первую очередь Леонид Тираспольский известен тем, что организует «ханаки» – место сбора «дервишей Ниматуллахи». Другими словами, арендует квартиры, где проводятся собрания членов организации и всех желающих для привлечения новых адептов.

Как говорит Леонид Тираспольский в предисловии к книге афоризмов и притч «Из реки речений», «идеи суфизма универсальны и могут быть обнаружены в самых различных духовных учениях и религиях. Учение суфизма не сводится к какой-либо одной доктрине». Также он полагает, что «любая религия для суфия – лишь один из многочисленных путей к Богу».

Пытаясь всячески подчеркнуть, как ему кажется, имеющие место различия между Исламом и суфизмом, Леонид Тираспольский утверждает: «Ортодоксальные представители мусульманского духовенства нередко подозревали суфиев в тайных симпатиях к христианству». В его книгах суфии в мусульманском мире предстают своего рода тайным обществом сродни масонству, лишь вынужденным мириться с нормами Ислама.

Все это наводит на мысль, что идеолог ордена Ниматуллахи сознательно пытается переписать историю Ислама и суфизма на свой лад. Ведь именно тасаввуф внес наибольший вклад в становление и распространение Ислама. Подавляющее большинство исламских ученых и правоведов, среди которых основатели мазхабов, толкователи Корана, знатоки науки о хадисах и др., были суфиями. Правители почти всех государств, основанных на Шариате, советовались с суфийскими шейхами, были их учениками или, как Имам Шамиль, сами являлись ими.

Вообще, последователи Ниматуллахи любят использовать лексику, характерную скорее для буддизма, чем для Ислама. Леонид Тираспольский учит своих последователей, что «Будда достиг полного и абсолютного просветления». Таким образом, согласно идеологии Ниматуллахи, для обретения духовного совершенства необязательно придерживаться акыды ахли сунна, т. е. подлинного вероучения Ислама, согласно Корану и Сунне Пророка (мир ему).

В журнале «Суфий» они призывают гадать по Хафизу (гадание запрещено Исламом), рассказывают о тамплиерах, розенкрейцерах, Гурджиеве и других, как полагают последователи Ниматуллахи, родственных суфизму «мистических традициях». На упрек со стороны мусульман, что вся деятельность так называемого ордена является чистой воды профанацией, представители Ниматуллахи ответили, что вообще являются культурной, а не религиозной организацией.

На своем форуме в интернете «шейх» Леня ответил, что один из принципов деятельности братства состоит в том, чтобы избегать деятельности, которая может быть истолкована как религиозная. «Мы зарегистрированы не как религиозная, а как общественная организация», – подчеркивает лидер Ниматуллахи и продолжает: «Каждый решает для себя религиозные вопросы самостоятельно. Вопросы экзотерического (внешне религиозного) характера также не входят в сферу внимания шейха». Т. е., иными словами, «твое спасение в Вечной жизни нас не волнует, главное в этой жизни – подчинение шейху Лене».

Глобальности устремлений Леонида Тираспольского могут позавидовать даже его западные коллеги. Из провозглашаемого им вытекает, что учение, проповедуемое Ниматуллахи, претендует на то, чтобы стать ни много ни мало «метафизическим обоснованием гуманизма» и универсальной идеологией человечества, ведь, как пишет «шейх» Леня, «каждый человек, каковы бы ни были его убеждения, является носителем высшего духовного начала». Все это именуется «принципом Единобытия». По всей видимости, в данном проекте Леонид Тираспольский себе лично отводит далеко не последнюю роль.

В достижении поставленной цели лидер Ниматуллахи значительное внимание уделяет интернету. Данным фактом также объясняется активность самого Леонида и его организации во всемирной сети.

В книге «Космизм и интернет», написанной Леонидом Тираспольским в соавторстве с Владимиром Новиковым, можно найти утверждения, что «интернет потенциально может быть средой для создания иного, более «высокого» уровня бытия, где иерархия бытия определяется степенью проявленности Единства, то есть Реальности». Тираспольский и Новиков претендуют на то, чтобы наконец-таки «реализовать вечные чаяния человечества о построении Царства Божьего на земле».
По мнению авторов, «привлекательность этих идей в том, что, в отличие от большинства социальных утопий прошлого, из них не следует необходимость отказа от собственных желаний и потребностей в обмен на блага загробного рая или светлого будущего».

«Новый социокультурный проект, – как пишут авторы книги, – гармонично сочетает в себе достижения технической цивилизации и идеалы «эзотерической», истинно религиозной, культуры» – иными словами, идеологии Ниматуллахи.

С этим проектом перекликается деятельность известного ученого Мирзакарима Норбекова. Практика и идеи, представляемые им, имеют к суфизму весьма опосредованное отношение. Это обычная оздоровительная система с элементами «восточного» колорита.

В общем-то, в своих книгах М. Норбеков и не претендует на звание суфийского шейха. Тем не менее то, как его представляют издатели, вызывает настороженность. Будет излишним приводить многочисленные цитаты из предисловий к работам М. Норбекова, ограничимся следующей: «Своих священных городов, храмов, атрибутики, иерархии у них нет. Они (суфии) не отвергают никакую религию». При этом М. Норбеков называется знатоком суфийской медицины и практики.

Члены Совета алимов (исламских богословов) Дагестана – региона России, где наиболее сильны традиции суфизма, утверждают, что мусульманам необходимо строго сторониться «сомнительных новомодных течений», использующих лексику и терминологию суфизма. Дагестанские суфийские шейхи говорят, что человека, проходящего воспитание под руководством лжешейха, ждет духовная гибель (т. е. в том числе и проблемы нервно-психиатрического характера).

Таким образом, сегодня налицо очередная «тактическая разработка», призванная подменить мусульманскую науку духовного совершенствования гибридом из различных оккультных и мистических идей, основанных на атеистических «эфемерных» ценностях современного западного общества.

В связи с этим Абдуль Кадыр Иса в предисловии к книге «Истина тасаввуфа» отмечает: «Во все времена наибольшему давлению и нападкам подвергался суфизм, потому что в нем заключается суть Ислама, его дух и сила. Противники Ислама стремятся представить суфизм как философскую фантазию, призывающую к отшельничеству и оторванности от реальной общественной жизни, как тормоз в человеческом развитии. Однако суфизм остался маяком вставших на путь приближения к Аллаху и самым позитивным методом распространения Ислама и укрепления его устоев».

Попытки уничтожить суфизм или минимизировать его влияние на мусульман всегда были одной из основных задач тех, кому не давало покоя существование мусульманской религии на планете. В этом случае возможность свести Ислам – всеобъемлющую систему, позволяющую человеческой личности гармонично развиваться во всех сферах – общественной, интеллектуальной, духовной – в соответствии нормами Создателя этого мира, к примитивной социально-политической идеологии в угоду чьим-либо личным интересам резко возрастает.

Совершенно очевидно, что только опора на духовное совершенствование мусульман и величайшее наследие имамов и шейхов Уммы может обеспечить возрождение Ислама. Естественно, общественная деятельность при этом не должна игнорироваться. В противном же случае различные группировки, которые так или иначе используют исламскую терминологию, просто вынуждены ставить во главу угла политические завоевания. При этом ими резко ограничивается видение будущего мусульман, а стремления сводятся к достижению тех или иных политических целей. Тем самым они полностью принимают правила, установленные современной «мировой элитой», во многом игнорируя дух Ислама – искреннее всецелое обращение к Аллаху.